Да не вопрос, как говорит Кенни.

Поднимаюсь на ноги, цепь гремит.

— И правда — русалка, — оценивает Барон, все еще глядя на мир над черными стеклами очков. — А почему?.. — Шагает вперед и убирает волосы от моего лица. Потом окидывает меня всю внимательным взглядом и упирается совсем недобрым в Майкла. У того дергается кадык.

— Так бешеная, как тигрица! — взмахивает тот руками в порыве чувств, и я торопливо втягиваю голову в плечи и зажмуриваюсь.

Я тихая и скромная, а меня били и обижали. Выкуси, Майкл.

Барон, отступив на шаг и властно сложив руки на груди, хмурясь смотрит на эту пантомиму.

— Запугал девчонку, идиот, — выносит вердикт.

Испуганно кошусь в сторону Майкла: да, запугал, зверюга такая.

Тот, кажется, даже теряет дар речи от такой наглости.

— Да я…

Да ты в пролете, придурок. А мне надо усыпить бдительность этого типа, чтобы дать деру.

— Хватит, — обрывает его Барон. — У меня нет на это времени. Получишь на треть меньше обещанного.

— А-а… — Майкл осмеливается раскрыть рот, но быстро сникает. — Да, конечно, это справедливо.

Не хочет терять постоянного клиента или банально опасается за свою цыплячью шею.

А Барон вновь подходит ко мне. Должна признать, парфюм у него отличный и руки чистые — не то что у некоторых обитателей Альберы, — даже с маникюром.

— Ну все, не дрожи. — Касается ладонью моего лица, вынуждая поднять его к нему.

Подчиняюсь. Я же нежная фиалка, меня не надо чересчур хорошо охранять и к чему-нибудь приковывать.

— Будешь хорошо себя вести, тебя никто не обидит.

Да действительно. Поимеют, как душе угодно, только и всего.

Торопливо киваю, что поняла.

— Пакуйте, — велит Барон, отходя.

Вперед выступает один из его охранников. Среднего для мужчины роста, смуглый и темноволосый, с темно-карими глазами… и самой умопомрачительной задницей, которую я когда-либо видела!

И пусть сейчас он расположен ко мне лицом, вид на его чудесный профиль пониже спины я буду помнить в веках.

Ошалело моргаю. Может, после хука в челюсть у меня начались галлюцинации? Стрижка короче, от синяков, оставленных альфакритскими копами, ни следа, а на лице равнодушно-серьезное выражение, вместо насмешливо-издевательского, которое я запомнила. Но это он, совершенно точно он — камикадзе Джек, чтоб его, Рассел собственной персоной.

И держу пари, он тоже меня узнал. Пристальный взгляд темных глаз впивается в меня, словно клещами, а их обладатель едва заметно качает головой, не разрывая при этом зрительного контакта. Доля секунды, почти неуловимое глазом движение — если жадно не следить за каждым его жестом. Но я-то слежу!

Так, значит? Значит, мы не знакомы? Как скажешь, приятель.

Первой отвожу взгляд и опускаю голову, пряча за волосами кривую усмешку. Ну что, Джек, забавно мы поменялись местами: теперь с подбитой физиономией и в оковах я, а ты с другой стороны баррикад.

А он достает из кармана пистолет-инъектор и подносит к моей шее.

— Не дергайся, — приказывает сухо.

«Да не вопрос», — с внутренним истеричным смехом думаю я и почти мгновенно проваливаюсь в темноту.

Последнее ощущение — теплые руки на моей обнаженной коже и короткий приказ Майклу:

— Наручники снимай.

Глава 22

Прихожу в себя как-то резко и сразу: вот я была в отключке, и вот уже смотрю в потолок в совершенно ясном рассудке.

А там люстра, большая и вычурная, с висячими элементами, которые били бы проходящих мимо по голове, будь потолок пониже. Но он высокий, трехметровый, как минимум.

Приподнимаюсь на локтях и осматриваюсь. Входная дверь прямо по курсу, а датчик замка светится красным — заперто.

Комната небольшая и с минимумом мебели. Огромная кровать, занимающая чуть ли не половину пространства, шкаф-купе у стены и туалетный столик с зеркалом и множеством ящичков. Пушистый ковер на полу, плотные шторы и прикроватный пуфик насыщенно-бордового цвета. Стены розовые. Мебель — с красноватым отливом. А я сама возлежу на кровати, застеленной темно-бордовым стеганным покрывалом из шелковой ткани.

Что это еще за будуар куртизанки? Барон, Барон, а показался вполне приличным человеком…

Но эта мысль тут же отходит на второй план — куда больше меня волнуют мои синие ноги. То есть не естественно синие, какими я видела их в последний раз, — от синяков. А блестящие жирным блеском с синеватым отливом.

Трогаю пальцем и подношу его к носу. Фу. Запах — сочетание хвои и антисептика.

Вытягиваю руки — такие же, тоже голубые и покрытые чем-то жирным. Касаюсь щеки кончиками пальцев — та же история.

Похоже, меня лечили. Какая забота.

Сбрасываю ноги с кровати и поднимаюсь. Босые ноги тонут в высоком ворсе ковра. Во всем теле поразительная легкость, что с учетом моих предыдущих приключений действительно удивительно.

Что это за чудесная хвойная мазь? Хочу себе такую!

И противогаз.

Кажется, мои обонятельные рецепторы включились не сразу после пробуждения. Теперь в носу свербит от запаха хвои, а глаза начинают слезиться. Такое чувство, что я заблудилась в лесу, а потом закусила парочкой елок.

Окно!

Отвлекшись от окутывающей меня вони, бросаюсь к окну и рывком раздвигаю шторы; гремят, сталкиваясь, крючки на карнизе.

За стеклами — темень, лишь вдалеке виднеются огоньки то ли чужих окон, то ли фонарей. Этаж не понять, но явно не первый. Яркий свет люстры внутри не дает толком разглядеть, что творится снаружи, и лучше всего я вижу собственное отражение в стекле. Хотя вру, кое-что еще я вижу очень даже отчетливо — решетки. Вот дерьмо.

Распахиваю раму и для верности пробую прутья на крепость. Как я и думала: с такими не убежишь, даже голова не пролезет. Можно, разве что, воспользоваться голубиной почтой.

Грохаю фрамугой, оставляя на ней синие разводы от мази. Стекла дребезжат.

Спокойно, Кайя, выход есть всегда.

Отворачиваюсь от окна и опираюсь бедрами о подоконник. Барабаню по нему пальцами.

В стене есть еще одна узкая дверь, помимо широкой входной. Явно ванная. А в ванной должна быть вентиляция и, если повезет, вентиляционная шахта, в которую может пролезть кто-то не слишком крупный, например, я.

Загоревшись этой идеей, уже делаю шаг в сторону выбранной двери, когда прямо передо мной в воздухе собирается голографический экран.

— Доброе утро, русалка, — приветствует меня Барон собственной персоной.

Вот дерьмо, тут наверняка понатыкано камер.

— Доброй ночи, — выдавливаю из себя улыбку. Он все равно