Что он намеревается этим добиться? Привязать нас с Мишей к себе? Зачем? Или это просто жестокая месть? Да ну… Кто так поступает?

Когда я занимаю свободную половину кровати, Тимур еще не спит. С трудом подавляя желание снова раскричаться на него, демонстративно отворачиваюсь. Нервное истощение играет в этом плане на руку. Я так выдыхаюсь, что с засыпанием проблем не возникает. Проваливаюсь практически мгновенно. Лишь через несколько часов подскакиваю, будто меня кто-то палкой ткнул. Не глядя на Тихомирова, крадусь к Мише. Проверяю его и так же тихо возвращаюсь. Если бы температура поднялась, можно было бы остаться с ним. Но с сыном все хорошо. И это, безусловно, важнее моего личного желания сбежать от его отца.

Второй раз уснуть рядом с Тимуром оказывается сложнее. Я напряженно вслушиваюсь в его дыхание и тяну носом любимый запах. Хорошо, что в спальне темно. Нет соблазна его рассматривать или, упаси бог, прикасаться к нему.

Под утро Тихомиров, прежде чем подняться на тренировку, будит меня. Прижимаясь к спине, целует шею и плечо. Гладит мое тело руками. Я теряюсь от непривычного напора. Решаю, что это сон, поэтому практически не противлюсь. Позволяю себе насладиться грубоватыми ласками. А когда сознание проясняется, по каким-то причинам не получается его оттолкнуть. Тимур ничего не говорит, но, как в тот момент кажется, буквально горит от потребности во мне. И я не могу не откликнуться. Он долго трогает мою грудь, бесконечно целует меня и, задирая сорочку, притискивается к моим обнаженным ягодицам напряженным членом. Охаю, когда он поддевает свои боксеры и, спустив их, вжимается, обжигая мою голую кожу раскаленной плотью.

Я тотчас начинаю мелко дрожать. Настолько, что икры сводит и ступни дергаются. Вытягиваюсь, словно струна, не осознавая до конца, чего пытаюсь достигнуть. Внизу живота стремительной волной разливается чувственное и болезненное возбуждение. Тихомиров еще меня не трогает между ног, а я уже ощущаю, как там все разбухает и увлажняется. Тянет, покалывает и напряженно слабо-слабо пульсирует. А уж когда Тимур скользит туда ладонью, проникает пальцами между мокрых, жаждущих удовольствия складок, мое тело пробивает током, и с губ срывается стон.

Тихомиров хрипло выдыхает мне в шею и тут же разворачивает меня, подминая под себя. Встречая его взгляд, я ожидаемо начинаю паниковать.

— Только не в меня, — шепчу, пока Тимур едва не до самой шеи задирает мою сорочку. — У тебя есть презервативы?

Полумрак спальни оттеняет жгучее мерцание его глаз. Не могу понять, что за чувства они выражают. Он игнорирует мой вопрос и после непродолжительного давления у входа врывается в мое тело резче, чем я рассчитывала. Вскрикиваю так громко, что мелькает даже испуг разбудить Мишу. Мелькает и гаснет. Точнее, Тихомиров выбивает все мысли. Хватаюсь за его плечи, неосознанно скребу по ним ногтями и что-то непрерывно мычу, пока он раз за разом загоняет в меня свой член. Сам Тимур тоже недолго остается немым. Вскоре протяжно выдыхает и наполняет пространство теми самыми короткими и резкими грубоватыми вздохами-рыками. Он издает их с каждым толчком. И меня они почему-то еще сильнее распаляют.

Кажется, что я теку обильнее, чем это можно считать нормальным, и ко всем тем звукам, что из нас льются, добавляются мокрые шлепки. Наверное, в другой ситуации я бы устыдилась, но сейчас мне попросту не до этого. Я пытаюсь сдерживаться и хоть в этот раз не выглядеть как нимфоманка, которой меня и без того Тихомиров считает. Стараюсь не идти на поводу у своего удовольствия.

Взглядами мы с Тимуром будто сражаемся. Ему явно нравится наблюдать за мной. Видеть, как меня поглощает наслаждение. И как я ему сдаюсь, кончая. Только после этого он прижимается к моему рту своим и выбивает из моего тела свое удовольствие.

Таким образом я снова, невзирая на сопротивление, оказываюсь постсчастливой, злой и нафаршированной его биоматериалом. После он так же молча поднимается и направляется в ванную.

Не удержавшись, догоняю его у двери и луплю кулаками по каменной спине. Что делает этот Медведь? Ловит мои запястья и затаскивает меня с собой в душ, где настойчиво доводит нас до новой фазы исступления.

— После завтрака я поеду в аптеку и куплю таблетки экстренной контрацепции, — сообщаю, пока он вытирается.

Сама тереться рядом с ним не собираюсь. Слишком личный этот процесс. Стою, прикрывшись большим полотенцем, и жду, когда он закончит и уйдет.

Взгляд, который Тихомиров на меня направляет, опаляет до костей.

— Только попробуй.

— А ты прекрати так делать, — выпаливаю я в ответ.

Не понимаю, что его так злит в этом вопросе? Мы друг другу никто!

Господи, я же с ним сойду с ума… Пусть остановится…

— Я прекращу, — сдается Тимур после небольшой паузы. Но голос еще жестче становится. — Если ты не будешь ничем травиться, — выдвигает ответное требование.

— Предлагаешь довериться случаю?

— Предлагаю довериться судьбе. Хотя даже если пролетим, это тебя от меня не спасет, — заявляет и уходит.

А я в замешательстве еще несколько минут смотрю на закрывшуюся дверь. С опозданием осознаю, что не спросила самого главного. Когда он собирается со мной поговорить насчет Миши?

Несмотря на то, что я не работаю, день проходит в суматохе. Тимур приходит и уходит. Ни разу нам не удается оказаться наедине. После завтрака он забирает сына на прогулку, и мне, скрепя сердце, приходится отпустить их вдвоем. Больше часа они отсутствуют, а я все это время места себе не нахожу. Пытаюсь позже Мишу расспросить, где они были и о чем говорили. Однако, как ни странно, малыш ничего мне не рассказывает.

— Это секрет.

— От меня секрет?

— Да. Я обещал не говорить тебе.

— Кому обещал? — задаю вопрос, на который и без того знаю ответ.

Сдержать волнение не получается. А Миша, продолжая смотреть в экран телевизора, спокойно подтверждает мои опасения:

— Тимуру.

— Вы делали что-то, что я не разрешаю?

— Нет, мамочка. Мы просто разговаривали, — поворачивая ко мне личико, серьезно и вместе с тем как-то непривычно укоризненно смотрит на меня. — Это был мужской разговор.

В следующий раз Тихомиров приходит перед своей последней тренировкой, чтобы уложить Мишу спать. Я, как и вчера, застываю на пороге и стараюсь контролировать растущее сердцебиение.

— Тебе нравится моя мама? — неожиданно спрашивает сын у Тимура. Тот вскидывает взгляд ко мне, прищуривается, но ничего не отвечает, даже когда возвращает внимание к Мише. Неужели думает, что это я его подговорила задать такой вопрос? Да я от стыда едва дышу! Потому и сказать ничего, чтобы остановить Мишу, не могу. — Ты кладешь ее с собой спать, а так делают, только если кто-то очень сильно нравится. Очень-очень сильно, — старательно акцентирует сын.

Меня разбирает ужасное смущение, и, наконец, я его одергиваю: