— Но зачем?

— Не знаю точно, Тох. Есть пара версий, но они довольно слабые и не объясняют всего. Не такое уж тут сильное демографическое давление, чтобы прибегать к таким решительным мерам.

— Какое давление?

— Неважно. Пойдёмте.

Если бы мы не вывели той ночью людей со Средки, то жертв было бы больше раз в десять. Причём не среди «лишней молодёжи», каковая, по версии Дмитрия, была предназначена на заклание, а среди персонала и клиентов, которые, наоборот, основной двигатель сферы услуг. Это означает, что мы снова чего-то не учли. Не видим всей картины.

* * *

— Вы не видите всей картины! — категорично заявляет стоящая посреди гостиной женщина в чёрном плаще и маске.

По периметру помещения расположились четыре фигуры в оболочках, и мы полны внимания к её словам.

— Берана, — говорю я осторожно, но она останавливает меня жестом.

— Молчи. Время диалогов прошло, теперь говорю я.

Здесь все, включая детей, но исключая ещё не пришедшую в себя Дженадин, поэтому я не хватаюсь за пистолет. Если я выстрелю в Берану, то убью её или нет ― как карта ляжет. Но её охрана превратит нас в фарш в любом случае. Так что мы сидим и слушаем.

— Если этой ночью вы прислушаетесь, то сможете почувствовать вибрацию вашей башни. Тонкую, почти незаметную, но приборы ловят её уже неделю. Башни высокие, здесь она чувствуется сильнее, но вскоре её не удастся игнорировать даже внизу. Это дрожит Цитадель Ушедших. Её столетиями накачивали энергией, и процесс близок к завершению. Аборигены гадают, почему выработка энергостанции всё время падает — но дело не в ней. Цитадель забирает всё больше, в этом причина здешнего кризиса. Наполнившись, она раскроется, и Ушедшие вернутся в Мультиверсум. Я надеялась это предотвратить, но Креон был одержим своим городом. Он отказался заглушить станцию, закрыть Цитадель и покинуть его, хотя я предоставила ему возможность вывести часть населения в другие миры.

— Часть? — не сдержалась Алиана.

— Может быть, большую часть. В Мультиверсуме полно свободного места. Но Креон — истинный Владетель. То есть упрямый, ограниченный, помешанный на истории своего «великого рода». «Сотни поколений предков», — ядовито процитировала она. — Предков, происходящих от мародёров, удачно ограбивших Цитадели. К сожалению, он остановил меня тогда, а сейчас уже поздно. Этот мир закрыт, и мы встретим финал тут, каков бы он ни был.

— Почему он закрыт, Берана? — спросил я. — Как вообще можно закрыть целый мир?

— Это называется «коллапс», — ответила она спокойно. — Череда социальных или природных катастроф, которые уничтожат население. Наверняка где-то в городе найдётся ребёнок с ненормально синими глазами, это один из симптомов. Это гекатомба, массовая жертва Ушедшим. Чем больше проливается крови, тем больше сил они получают для своего возвращения. Мир за миром. Мультиверсум пустеет, их приход приближается.

— Какие-то супервампиры, — комментирует Дмитрий.

— Я не знаю этого слова.

— Легенды нашего мира содержат обильную мифологию о существах, которые бессмертны, потому что пьют кровь людей, — поясняю я.

— Легенды чаще всего просто чушь, — под плащом Берана пожимает плечами. — Но у Ушедших многое завязано на кровь, взять хотя бы оболочки… Впрочем, неважно. Когда я поняла, что коллапсы провоцируются Ушедшими, то многие годы занималась вычислениями, пытаясь понять, где именно состоится их возвращение. Этот мир — точка проекции ортогонального Мультиверсума на наш. То, что Креону удалось туда добраться, стало окончательными доказательством моей правоты. Ушедшие вернутся здесь.

— Так он всё-таки встретил там Ушедших? — спросил Дмитрий. — Мне всегда было интересно…

— Нет, но он встретил тех, кто с ними близко связан. Тех, кто делает кристаллы для энергостанции.

— Я думал, их делает второй город, — удивился я.

— Не делает. Получает. В их Цитадели есть портал, они имели к нему доступ с самого начала. Креон так обрадовался, добравшись до своего, потому что надеялся наладить прямые поставки и наконец-то избавиться от необходимости иметь дело со старинными врагами. К счастью, мне удалось его убить, и сделка не состоялась.

— Тебе?

— Руками Калидии. Это было несложно, девочка глупа как пробка и до скуки предсказуема. Даже не знаю, в кого пошла.

— Послушай, — спросил я, — зачем ты тут?

— Для того, чтобы Ушедшие не вернулись, надо сделать этот мир безлюдным. Убрать тех, кто станет жертвой, откроющей им проход.

— Убрать? — спрашивает Шоня.

— Они всё равно умрут в процессе коллапса, — говорит равнодушно Берана. — Но если их убрать раньше, то Ушедшие не получат то, что им нужно.

— Нет, не вообще «здесь», а конкретно здесь? — настаиваю я. — Тебе что-то надо, но я никак не соображу, чего. Что у нас есть такое, что тебе необходимо, но ты не можешь снять с трупа?

— Девочка, — Берана указала рукой на Нагму. — Боюсь, что, если снять её с твоего трупа, она будет бесполезна.

— А так полезна? — спросил я, рефлекторно загораживая собой ребёнка и прикидывая, не рискнуть ли вытащить пистолет.

— Она…

Речь Бераны прервал катящийся по полу круглый предмет чуть крупнее мяча, но с глазами.

«Колобок-колобок, докатился, голубок…» — глупо подумал я, провожая взглядом голову оболочки.

— Глупа как пробка, мам? — спросила Калидия, стряхивая кровь с меча.

Один охранник сползает по стене, оставляя красную полосу на краске, а второй, ставший короче на голову, обильно портит жидкостями тела ковёр. Я прижимаю к себе лицо Нагмы, не надо ей на такое смотреть.

Двое оставшихся вскидывают своё оружие, но, если бы тут был букмекер, я бы поставил все бесконечные деньги Дмитрия на Калидию. Ряженые горцы — это не гвардия Домов. Если нарядить крестьянина в рыцарский доспех, он может легко навалять другим крестьянам, но на турнире у него шансов нет.

Надеюсь, по полу катилась не голова Абдулбаки. Испытываю иррациональную вину перед бывшим старейшиной, всё-таки именно я втравил его в этот блудняк.

— Увы, дочка, печальный факт, — Берана говорит спокойно, но отступает назад. — Твой отец не дал мне тебя нормально воспитать.

Сдаётся мне, кто-то сейчас станет полной сиротой. Сиротинушкой.

— А вот отец так не думал, — синтетическим голосом оболочки трудно передать интонации, но мне чудится в нём подростковая глубокая обида. — Я прочитала его записи. Он ведь тебя любил, ты знаешь?

— Это имеет значение? — спрашивает женщина.

— Да. Из-за этого я тебя сейчас не убью. Хватит того, что ты сделала меня отцеубийцей. Уходи и не возвращайся. Бежать некуда, и ты примешь все последствия того, что я не дам тебе уничтожить город.