а когда я не реагирую, его большой и указательный вдруг обхватывают скулы, впиваются цепко, сдавливают, заставляя широко распахнуть глаза. Наблюдая за выражением моего лица, хмурится все сильнее. Злится.

— Я спрашиваю. Ты — отвечаешь. Под чем ты? Что приняла? Отвечай! Не слышу.

— Таб… таблетку.

— Где взяла? — почти рычит в лицо, — кто тебе дал таблетку? Кто?!

Мне так трудно сосредоточиться, неужели он не понимает? Сейчас не время для глупых ребусов. Сейчас не детское время. Ноги не могут остановиться, воля и разум спят беспробудным сном, тело продолжает топтаться под ритмичную музыку, покачиваясь, я таю в этих волшебных ритмах, утекаю, совершенно теряясь в незнакомых дурманящих ощущениях. Напряжение потрескивает, искрится в кончиках волос, отдается в бедрах. Почему Макс не может просто расслабиться, как я?

— Потанцуй со мной. Давай же… Маакс…

И он, действительно, берет меня за руку. Еще мгновение — закружимся в танце. Что будет после, я не знаю… Мы будем танцевать всю ночь или…? Но вместо этого хватка становится крепче, я морщусь, разочарованно хныкая, пока он тащит меня куда-то на буксире. Тащит в пустоту. Танцпол остается позади, я с сожалением провожаю глазами его призывные огни, веселая музыка больше не будоражит кровь, стены давят, коридор никак не хочет заканчиваться. О, нет, он заканчивается внезапно — ослепительным светом. Значит, это тоннель? Кручу головой по сторонам. Мы на станции? А где же поезд?

Здесь кто-то визжит, будто по живому режет. Скрежет, грохот и медь… Платформа? Едет состав? Я устала угадывать, прикрываю глаза, прислоняюсь к холодной стене. Чего-то жду. Тук-тук… тук-тук… стучит сердце и пульс в ушах. Где-то бьются тарелки, их становится все больше — на кухне настоящее побоище. А может, это бьют в литавры. Если это оркестр, я хочу сидеть в первых рядах.

— Все вон! На выход! Пошли вон отсюда!

Свирепый голос Макса не дает мне насладиться музыкой, женский визг уже прекратился, хлопают двери. Или это аплодисменты? Спохватившись, тоже начинаю хлопать в ладоши. Не хочу стоять белой вороной.

Руки бессильно опускаются. Что-то неуловимо изменилось. Нас двое. Мы стоим перед огромным зеркалом. Я замерла, как кролик перед удавом. Вижу только его отражение в своих расширенных зрачках. Полумрак. Тенью падшего ангела Макс за моей спиной, распростер свои крылья, лопатками чувствую их тепло… как от печки. Он хочет покарать меня, я это знаю, по его красивому лицу разливается ярость, затапливает глаза. Еще немного, и он не сможет сдержаться, но Макс молчит.

В полнейшей тишине разворачивает меня к себе, осторожно убирает спутанные волосы с лица. Я думаю, он, наконец, решится меня поцеловать, и не сопротивляюсь, не дышу. Он стягивает волосы в хвост, действует осторожно, прибавляет волосок к волоску, как заботливая мать, моя голова покорно, непроизвольно запрокидывается. Макс может сейчас сделать со мной все, что захочет, и я позволю. Он это знает, я читаю это в его сумрачных глазах. Я знаю, что он это тоже знает. И он делает. Требовательно нажимает на подбородок, заставляя приоткрыть рот, и… уверенно вводит два пальца прямо в глотку. Глубоко. Непозволительно глубоко.

Тошнота затапливает неожиданно и моментально, ударяет, как таран. Горло сжимается от спазмов, в желудке просыпается спящий клубок недовольных змей, он шевелится, растет, что-то подскакивает прямо к гландам, едва успеваю крутнуться — и меня выворачивает наизнанку прямо в раковину. Макс включает воду.

Не знаю, как долго я стою, низко склонившись над сливом, кашляя, пытаюсь отдышаться. Пальцы, вцепившиеся в края раковины, совсем онемели. Звонким ручейком журчит вода, медленно закручиваясь по спирали. Это единственный звук, что меня окружает. Уже все?

Едва рвота прекращается, Макс умывает меня. Его руки грубые и мстительные, он хочет, чтобы я захлебнулась, хочет заставить меня страдать. Начинаю потихоньку сопротивляться, но он снова разворачивает меня к себе. Вижу горлышко прозрачной бутылки. Из нее льется вода. В меня. Насильно. Безжалостно. Я не хочу пить, мой желудок итак расстроен, в горле саднит, желчь раздирает трахею. Мне холодно. Мне муторно и больно. Я начинаю мелко дрожать, пытаюсь оттолкнуть его руки… Сколько же у него рук?

Ненавистная вода продолжает литься, заливает нос, подбородок, топит воротник и блузу, попадает даже на рукава его свитера, и он закатывает их до локтя. Мы оба мокрые и злые. Мы дрожим. Или дрожу только я, а Макс просто злится? Он матерится сквозь зубы, но попытки меня напоить не прекращаются, и пытка продолжается… Конечно, Макс побеждает. Он всегда побеждает. Как только бутылка пустеет, меня снова немилосердно рвет перед ним. Это неизбежная реакция организма. Но как же это унизительно.

В дверь неустанно стучат, молотят, точно гвозди в голову вколачивают. Там кричат, ругаются, они нас ненавидят, и меня пробивает озноб. Теперь меня бьет крупная дрожь, точно пойманного в силок зайца. Я потеряна. Сломлена. Что я делаю в этом ужасном месте? Хочу отсюда уйти. Кажется, произношу это вслух, потому что мы сразу уходим.

Лица вокруг… сколько же вокруг людей, целые колонны, полчища. Фигуры сливаются в единую размазанную массу, наступают, уродливо кривляются, растягиваются, извиваются. Я теряю его руку… испуганно отступаю за его плечо, хочу забыться, исчезнуть, затеряться в толпе, но он снова ловит мои пальцы, жестко стискивает, выдергивая из-за спины, ловко, точно с грядки морковку. Земля воздушным шариком уплывает из-под ног, а когда я понимаю, что он несет меня на руках, вжимаюсь в плечо, теперь боюсь отпустить, сминаю свитер на его груди, растягиваю, до одурения сжимая в кулаке. Больше не отпущу. Если кто-то способен спасти меня сейчас, только Макс.

— Не бросай меня, — прошу, мой голос звучит так жалко, но я повторяю снова и снова, — пожалуйста, только не бросай. Не бросай…

— Не брошу, — покосившись, криво усмехается Макс, — мощно же тебя накрыло.

Я прихожу в себя только в машине. Озноб не прекращается, но Макс уверяет, это скоро пройдет, накрывает плечи своей курткой. Я ему верю. Я верю этому запаху. Это надежный запах.

Он наклоняется ко мне, спокойно смотрит прямо в глаза, а потом с его губ слетает только одно слово:

— Кто?

Как ни странно, я его понимаю. Опустив глаза, нехотя называю имя. Если он не дурак, должен был уже успеть потеряться из клуба. Навсегда.

Получив ответ, Макс сразу уходит, предусмотрительно заблокировав двери в машине. Но мне итак некуда идти. На берегу больше ничего не держит. Оставшись одна, отчаливаю, уплываю. Перед глазами пелена, я расслабляюсь, будто в лодке покачиваюсь. На рассвете. В камышах. Здесь мне тепло и комфортно.

Когда туман рассеивается, вижу,