Копьё с Хродриком осталось где-то там. Я злился на драного беса, но всё равно таращил глаза на склон, откуда меня стаскивали. Хитрец перенёс меня на гору, вершина которой представляла из себя обгрызенную чашу, исчезающую в дымном чаде.

Дым здесь заволакивал всё небо. Иногда порывы ветра разгоняли всполохи, и мне казалось, что сверху каменистый потолок: висящие огромные клыки и трещины покрывали его. Неужели Тенебра — это просто огромная пещера?

Дым, влетающий в лёгкие с хрипом, мешал думать, заставлял кашлять… Но с каждым вздохом становилось легче.

И это пугало.

Сраный бес притащил меня в Тенебру, воспользовался моментом. Мне хотелось бежать, схватить это копьё, и бросить в любую горящую впадину рядом. Но я понимал, что успею это сделать и в Инфериоре.

Если выберусь.

А значит, смотрим на гору позади, запоминаем место! Ведь что-то пошло у Хродрика не так, раз он так и остался в копье. И других связей у меня здесь нет, чтобы выбраться обратно.

— Тяжёлый червь.

— Сильный, ты смотри-ка, — мне в бок прилетел пинок, хрустнули рёбра.

Я зашипел от боли, но не стал дёргаться. И так стараюсь не помереть, не придушиться.

— Брыкается, побнёбная душонка, — бесы противно захихикали, — Сильная воля, аха-ха!

— Только здесь она уже не твоя, червяк.

— Убью… — прохрипел я.

— Чего?! — переспросили бесы, а потом заржали.

Меня бросили на землю, добавили пару пинков по рёбрам, по щеке прокатилась когтистая пощёчина.

— Дойдём до господина, он тебе покажет, где твоё место, человек.

— Ты сделал выбор, червяк!

— Только неправильный… — и снова заржали, потянули дальше за верёвку.

Я успел перехватиться пальцами за петлю поудобнее. Мысли лихорадочно метались, но одно я точно понял — к этому сраному господину мне ну никак нельзя.

— А чего… — прохрипел я.

— Чего?! — меня подтащили поближе, когти сдавили щёки, — Чего сказал?

— Чего не перенесёте… Вы же бесы.

Они опять захохотали, сдабривая смех ощутимыми пинками мне по ногам.

— Чтобы удовольствие получить, сраная ты душонка. Станешь одним из нас, поймёшь!

И снова рывок, и опять меня волочат по острому щебню.

Штаны на заднице, вместе с подкладом под доспех, уже продрались о камни, и я стал упираться пятками, приподнимать спину, чтобы не страдали ягодицы. Да и одновременно надо было помешать моим конвоирам, стать неудобным грузом.

— А ну! — меня дёрнули рывком, я пролетел пару метров, упал на лопатки.

И, понимая, что другого шанса не будет, кувыркнулся дальше по инерции, выкидывая ноги и врубаясь со всей силы в спину беса. Тот явно не ожидал такой прыти и полетел, выпустив верёвку.

Я вскочил, пошатываясь и сдёргивая с шеи петлю. Глаза слезятся, лёгкие горят, задница пылает… Тело отказывается понимать, что оно в прямом положении, и я чуть подгибаю колени, чтобы устоять.

Опасность сигналит сбоку, я дёргаюсь. Сквозь слёзы понимаю, что не успеваю отпрыгнуть, ставлю блок, закрываюсь локтями.

Второй бес, налетев, сносит меня как таран. От мощного удара у меня темнеет в глазах, я лечу с десяток метров, слушая свист ветра в ушах. И врезаюсь в стену!

Я едва не потерял сознание. Сполз на колени, упёрся ладонями в землю, выплюнул кровь на серую землю.

Сверху на меня посыпалась крошка, по лопаткам больно ударили обломки скалы. А я поднял голову, разглядывая бордовое пятно, скачками приближающееся ко мне…

Вытягиваю руку, чтобы открыть щели на пути беса.

Нет. Стихия земли молчит.

Я пытаюсь вытянуть пики.

Молчит!

И новый удар в грудь, знатным апперкотом меня снова размазывают по камню. Скала, куда я впечатался, не выдержала второго удара, треснула, и рядом с плечом отвалился огромный кусок.

Словно тиски схватили за горло, подняли, протащив по скале вверх, вгрызлись в спину острые осколки.

Подо мной загорелись красные глаза:

— Сраный человек, — когти вонзились мне в шею глубоко, по груди и животу потекли струйки крови, — Здесь ты бессилен!

— Дай я эту мра-а-азь!!! — второй бес уже подскочил, вскинул руку с когтями и вонзил мне в плечо.

Его пальцы сжались, потянулись. Так и клок мяса вырвать можно!

Я бы закричал от боли, если бы меня не душили… И оставалось только хрипеть, мычать, отбиваться ногами. Которые тут же поймали в цепкие лапы.

— Сколько тут было таких приоров, а? Они приходят оттуда, думают, что здесь обретут силу!

— А здесь они как нули в Инфериоре, — другой захохотал, аж захлёбываясь от смеха.

Как нули… Ну, хоть эта магия здесь сработает?

Я, понимая, что это моя последняя глупость, вскинул руки, хватая обоих за шеи. И мы нырнули.

Как выглядят бесы, когда их превращают в нулей? Таких персонажей я видел, пьяных в стельку, и валяющихся в подворотнях и подъездах на Земле, в моём родном мире. Существа, которые давно перестали быть похожи на людей.

Вот на таких слюнявых забулдыг я и свалился.

Что такое ад для нуля? Это удушье, невозможное пекло, и разъедающий глаза дым. Да ещё, когда у тебя порваны шея и плечо, сломаны рёбра, особо не разбежишься.

А я и не бежал.

Подо мной заворочались два голых нуля, которые представляли из себя жертв голодомора. Вслепую нашарив рукой, я выхватил нож из-за пояса, и просто, как заправский мясник, стал тыкать им в размытые слезами лица.

— Дерьмо-о-о нулячье-е-е! — хрипел я, — Сдохни!

Крики умирающих нулей били по ушам, а я так боролся за жизнь, что не сразу понял — они давно не двигаются. Через несколько секунд, когда моя обессилевшая рука выронила нож и стала просто так шлёпать по кровавому месиву, я понял, что умираю уже сам.

Нет места нулям в Тенебре.

Я свалился на окровавленные трупы, с хрипом пытаясь втянуть угар. Лёгкие уже не реагировали на дым, они были единым спазмом, не вдохнуть, не выдохнуть…

По привычке погрузив пальцы в грязь, я пытался позвать Инфериор. Дай силу, землица, дай энергию.

Инфериор молчал. Словно сквозь стену говорю с ним. А я пытался вообще хоть раз говорить с ним, когда был нулём?

Соберись, Марк, человечья твоя мера! Соберись…

Надо ползти, надо жить. Скатившись с убитых, я перевернулся на спину, раскинул руки, стал смотреть на вечный дым, лениво переливающийся в вышине.

Нет сил больше двигаться, великое Небо.

Я не видел стержень духа, сил не хватало, поэтому стал его воображать. И думать о том, как я поднимаюсь туда, на своё истинное место, отмеренное мне Небом. Всемилостивым, справедливым.