Александра обладает на удивление эгоцентричным характером: войну она воспринимает ни много ни мало, как лично наказание, искренне полагая себя центром Вселенной. При этом она ждёт, что мужчины что-нибудь сделают и как-то спасут ситуацию… и её. При этом Аделаида сообщает, что она всегда любила одного, а замуж вышла за другого — противоречивое существо. Далее следуют слова про асимметрию любви — потрясающее и тонкое признание Тарковского в чувствах к своей жене. Последовавший монолог супруги главного героя о кризисе, о том, что она «пробудилась ото сна» и том, что кто-то внутри неё говорит «не сдавайся и ни на что не соглашайся», приводит ситуацию к ещё более парадоксальному состоянию, превращая чуть ли не в оксюморон. И тем не менее Виктор одобряет её речь.

Однако всё-таки вовсе не в образе Аделаиды жизнь и судьба автора предельно глубоко проникают в «Жертвоприношение». Куда примечательнее в этом смысле монолог Александра у Марии. Служанка открывает в своём хозяине некие потаённые грани, ей он рассказывает о материнском саде, о своей сестре — да, оказывается, у него, как и у Отто, и у Андрея, есть сестра. Вот это, пожалуй, наиболее личный момент в фильме, где персонаж говорит от лица режиссёра. Почему именно тут Александр разоткровенничался? Кроется ли причина в том, что в Марии присутствует материнское начало? Возможно, но значение имеет и другое: в гостях у неё главный герой играет на комнатном органе прелюдию ре-минор столь любимого Тарковским Баха[1044]. Именно для этого было необходимо помыть руки. Скорее музыка толкает его на воспоминания о покойной матери. Кстати сказать, гость ведь так и не ответит хозяйке на вопрос о том, увидела ли мама тот преображённый сыном сад. Он промолчит, вероятно, потому, что ответ слишком горек. Равно как и Мария Ивановна не увидела «Ностальгию» — посвящённый ей «сад» сына.

Возвращаясь в 1985 год, нужно сказать, что отношения Тарковского с женой становились всё хуже — об этом свидетельствуют многие, включая самого режиссёра[1045], но из интервью этого не видно совсем.

Однако вернёмся к монтажу. Как уже отмечалось выше, Андрей обещал Франко Терилли заниматься «сборкой» картины вместе в Италии. Это обещание, данное другу, человеку, которому Тарковский был обязан, стало тяжёлым бременем. Фильм имело смысл монтировать в Швеции по множеству причин, включая помощника, находящегося «в материале» — Лещиловского — а также язык — во Флоренции понадобился бы переводчик со шведского. Потому этот процесс всё же начался в стокгольмском киноинституте. Уже на раннем этапе работы режиссёр записал[1046], что картина «получается».

По договору, длительность ленты надлежало свести к двум часам десяти минутам. По воспоминаниям Михала, первая версия монтажа была длиннее на час, но в ней просто был собран воедино весь материал, без подрезки и подгонки сцен. Вторая вышла короче на двадцать шесть минут, и после этого дальнейшие сокращения уже давались с огромным трудом. В результате получился фильм длительностью в два двадцать, что нарушало контракт.

На какое-то время Лещиловский стал, без преувеличения, одним из ближайших людей для Тарковского — как всегда, круг его общения полностью определялся работой. В своих воспоминаниях[1047] общее время, проведённое ими вдвоём в монтажной, Михал обозначил, как пять месяцев, но, по всей видимости, это включает и период озвучивания. Часть работы режиссёр всё-таки будет делать без Лещиловского во Флоренции после того, как тот привезёт плёнку Тарковскому в Италию. Аналогично, позже заканчивать работу Михал будет один.

Находясь в Швеции, Андрей частенько признавался, что скучает по Апеннинскому полуострову. В августе они с Ларисой ездили в Рим за официальными документами о том, что Италия предоставила им политическое убежище. Через пять лет этот своеобразный «нансеновский паспорт» превратился бы в гражданство. Впрочем, влиятельные друзья обещали ускорить процесс, для чего «Movimento Popolare» выделило адвоката. В отсутствие режиссёра, пока он работал в Швеции, его интересы представлял Франко Терилли.

Называя вещи своими именами, Тарковские получили статус беженцев[1048]. Они прибыли в центр поддержки иностранных переселенцев в городке Латина, что неподалёку от Рима, 28 августа. По крайней мере, на регистрационной карточке стоит именно такая дата, но нельзя исключать, что она была поставлена задним числом.

Лагерь в Латине был основан в 1956 году на средства правительства Италии при поддержке США. Сразу после открытия, его довольно быстро заполнили многочисленные беженцы из Венгрии после революционных событий, произошедших в том же году. Со временем к ним присоединились другие этнические группы — кубинцы, индокитайцы… За время существования здесь нашли приют восемьдесят тысяч человек. Сам Тарковский, разумеется, в лагере никогда не жил, но формально получил паспорт именно через него. Завершая историю этой организации, скажем, что в 1989-м, сразу после падения Берлинской стены, она прекратила своё существование. Сейчас бывшая её территория и остатки строений принадлежат факультету экономики местного университета.

Побывали супруги и во Флоренции, где встречались с вице-мэром. Тот подтвердил предоставление им квартиры с террасой общей площадью более ста квадратных метров, но Лариса была намерена сражаться ещё и за помещение этажом выше, чтобы сделать там монтажную и кабинет мужа.

В деле воссоединения семьи подвижек не было, хотя ряды тех, кто поддерживал инициативу, всё ширились. Недавно к ним примкнул и немецкий социал-демократ Вилли Брандт, лауреат Нобелевской премии мира. Ещё будучи канцлером ФРГ, Брандт преклонил колени перед памятником жертвам фашизма в Варшавском гетто и получил награду с формулировкой: «В знак признания конкретных инициатив, повлекших ослабление напряженности между Востоком и Западом». Удивительно, но Тарковский работал над тем же в сфере искусства.

Лариса побывала во Франции, где встречалась с президентом Франсуа Миттераном. В дневнике режиссёр записал, что Горбачёв ведёт себя так же, как Андропов. Удивительная параллель, чрезвычайно далёкая от политических реалий. Более того, немногим ранее, в нашумевшем интервью французскому телевидению Горбачёв заявил что намеревается положительно разрешить все имеющиеся на данный момент вопросы воссоединения семей. Видимо, именно потому Тарковские сосредоточили активность на французском направлении — оно выглядело наиболее перспективным. Вскоре главный герой настоящей книги сам вновь отправится в Париж. Кстати, разговор с Миттераном даст реальные плоды, и президент, наконец, лично поднимет вопрос о семье режиссёра на встрече с Горбачёвым.

Пока же Тарковский вернулся в Стокгольм работать. Туда ему звонил бывший советский актёр Олег Видов, с которым они вместе снимались в фильме Марлена Хуциева «Застава Ильича». Олег в 1983 году эмигрировал в Югославию, двумя годами позже переехал в Австрию, а потом — в Италию, где они с режиссёром уже встречались. Теперь же он