1 октября в Псков прискакал из Москвы гонец и объявил на вече: «Царевна переехала море и едет в Москву. Она дочь Фомы, князя морейского, племянница императора Константина, царя царегородского, внука Иоанна Палеолога, который был зятем великого князя Василия Дмитриевича».

Дочь Василия Дмитриевича и Софьи Витовтовны Анна вышла замуж за византийского императора, но умерла бездетной во время эпидемии. Поэтому по крови Зоя не была родственницей Ивана III.

Далее гонец сообщил, что будущую великую княгиню зовут Софьей Палеолог и что ее следует встретить с большим почетом.

Псковичи были не прочь принять у себя заморскую царевну, будущую государыню. Они тут же начали варить меды, закупать продукты для богатого пира в ее честь. Посадники со знатными горожанами отправились в Изборск, чтобы там приветствовать невесту Ивана III. Однако новый гонец сообщил им, что торжественная встреча должна состояться на ливонском берегу реки Омовжи (Эмбаха).

Софья с нетерпением вглядывалась в противоположный берег. Вскоре из осеннего тумана показались большие лодки, в которых сидели одетые в дорогие меховые шубы и шапки бородатые люди. Прибывшие посадники и бояре с поклоном преподнесли Софье и ее спутникам золоченые чаши с вином и медом. Принцесса с радостью приняла дары и в ответ сказала, что считает их знаком любви и почтения будущих подданных. Вкусные напитки приободрили и согрели продрогших путешественников. На дворе стояла уже холодная и сырая осень, к которой южные жители не привыкли.

Софья заметила, что желает поскорее двинуться дальше, к дому жениха. Псковичи не стали затягивать церемонию встречи, быстро перенесли поклажу царевны и ее спутников на свои суда и вместе с гостями отплыли к русскому берегу. Там царевна с трепетом вступила на землю страны, в которой ей предстояло жить и править.

Перед Псковом путешественникам устроили новую торжественную встречу. Здесь их ждали местные жители с различными дарами, в воротах города стоял настоятель местного собора с крестом, а рядом посадник с челобитием всех псковичей.

Софья, согласно православному обычаю, приняла от священника благословение, поцеловала крест, потом взяла челобитие. После этого ее повели в Троицкий собор, где она поклонилась местным святыням и приняла участие в литургии.

Один из спутников царевны неприятно поразил местное духовенство. Это был папский легат, одетый во все красное, в перчатках, которые он никогда не снимал. Перед ним несли литое католическое распятие, которым он благословлял псковичей, встречавших Софью. В храме легат не крестился и даже не подходил к чудотворным иконам. Видимо, он старался всячески подчеркнуть, что не уважает православные святыни и что великокняжеская невеста находится под его покровительством.

Софья, несомненно, сразу заметила возмущение русского духовенства и псковичей, а потому приказала Антонио Бонумбре подойти к иконе Богоматери и поклониться ей. Царевна не хотела, чтобы будущие подданные заподозрили в ней иноверку.

После службы гостей отвели на княжеский двор, где уже были накрыты столы для пира. Местная знать стала радушно потчевать Софью и ее спутников сладкими винами, крепкими медами и самыми разнообразными кушаньями. Блюда были простыми, но сытными: жареное мясо, дичь, рыба, пироги, засахаренные плоды. Гостеприимные псковичи не оставили без внимания ни слуг, ни конюхов, ни лошадей прибывших. Все были накормлены и удобно размещены для ночлега.

Софья пробыла в Пскове несколько дней, на протяжении которых в ее честь постоянно устраивались званые обеды. На прощальном торжестве посадники, бояре и купцы преподнесли гостье множество даров, а от жителей всего города — 50 рублей, что по тем временам было значительной суммой.

В ответ царевна очень учтиво поблагодарила всех и сказала: «Теперь хочу ехать к моему и вашему государю в Москву, а за ваш почетный прием, за ваш хлеб, вино и мед кланяюсь. Когда, Бог даст, буду в Москве и когда вам будет какая нужда, то буду усердно вам помогать». Не исключено, что все это было сказано по-русски, пока шли долгие переговоры о браке, Софья вполне могла выучить язык жениха.

Ответ гостьи так воодушевил псковичей, что они бросились ее провожать до самого новгородского рубежа, устраивая на привалах новые пиры с вином, медами и яствами. Следует отметить, что Софья не забыла о своем обещании и, став великой княгиней, всегда покровительствовала псковичам, приезжавшим в столицу.

В Новгороде, уже окончательно присоединенном к владениям Ивана III, заморскую гостью ждала не менее торжественная и теплая встреча. Пиры оказались еще более роскошными и многолюдными, дары — обильнее и ценнее.

После недельной остановки путешественники вновь отправились в дорогу. На этот раз — прямо к Москве. Стояла поздняя осень. Деревья роняли последнюю разноцветную листву, лужи покрывались первым ледком. Софье и ее спутникам прислали из столицы новые теплые повозки и красивые шубы из дорогих мехов. Они вызвали восхищение у дам, поскольку в Европе такие меха ценились очень высоко. Одна шуба Софьи была подбита горностаями и покрыта алым бархатом, вторая — соболями с парчовым верхом. Женщины из ее окружения получили шубы из лисиц и белок с суконным верхом. В итоге первые впечатления от Руси у всех сложились самые благоприятные и даже радостные.

Москва также жила ожиданием встречи с великокняжеской невестой. Для пиров со всей округи свозились туши коров, баранов, свиней. Охотники были отправлены за дичью. Слуги готовили помещения для Софьи и ее спутников. Горожане доставали из сундуков самые красивые и нарядные одежды.

Не радовался приезду царевны только митрополит Филипп. От псковского духовенства он узнал, что впереди кортежа едет папский легат с католическим распятием и именно им освящает путь и благословляет русских людей. Поэтому митрополит прямо заявил Ивану III, что если «крыж» — так Филипп назвал католический крест — внесут в Кремль, то из других ворот он выедет из него и навсегда покинет столицу.

Иван Васильевич понял, что назревает скандал, который может испортить все торжество. Поэтому он отправил навстречу гостям своего боярина Федора Давыдовича Хромого, чтобы тот уговорил папского посла на время спрятать распятие. Однако католик, твердо помня наказ папы, оказался крайне несговорчивым и распятие убрать отказался. Тогда боярин, для которого приказ государя был руководством к действию, попросту вырвал распятие из рук легата и отдал своим слугам, чтобы те увезли его куда-нибудь подальше.

От такой наглости Антонио Бонумбре буквально онемел, а с ним и все присутствующие. Только Иван Фрязин попытался заступиться за католика и выразить возмущение поступком русского боярина. Но за это слуги последнего избили его и отобрали имущество.

Случившееся неприятно поразило принцессу. Она увидела, что нравы при дворе ее жениха крайне грубы,