за тридцать часов. Если происходит какое-то событие, важность которого я не сознаю, – как, например, момент закладки сумки для сервитора, – оно должно быть отмечено до истечения тридцати часов. В остальных случаях сохранение воспоминаний не имеет смысла. Зачем мне помнить годы существования парка, в котором нет никакой деятельности? Если бы все ощущения сенсорных клеток прямиком отправлялись в долговременную память, ее емкость быстро бы иссякла. Поэтому большая часть наблюдений уничтожается. Передача в долговременную память происходит сознательно, после моего анализа.

– Полагаю, это логично. Твоя кратковременная память – нечто вроде записей с камер наблюдения, установленных в общественных местах аркологий. – Я помолчал, обдумывая увиденное. – Я хочу снова просмотреть этот отрывок, на этот раз только последнюю часть. После выстрела.

Выстрел, оглушительно громкий для неподготовленного слуха шимпа. В мозг через сродственную связь бьют приказы Эдена. Момент, когда их мысли перемешиваются. Затем мозг шимпа застывает под бесстрастным контролем биотопа. Я почти физически чувствовал, как напряжен каждый мускул сервитора; я смотрел через его глаза и с ужасом видел, как падает тело.

– Еще раз, пожалуйста.

Но я уже знал. В момент между выстрелом и оковами контроля биотопа в мозгу сервитора мелькнуло нечто похожее на сожаление. Откуда оно, черт побери, взялось?

Я вошел в диспетчерскую, и навстречу из-за своего стола сразу поднялся Рольф.

– Мы получили положительное заключение от Уоллеса Штейнбауэра, – доложил он. – Они сумели собрать сорок пятый кольт. Я сказал, что мы сами придем его осмотреть.

– Отлично.

Уголок его рта дернулся в иронической усмешке.

– Добро пожаловать на борт, шеф.

– Спасибо. Между прочим, я просматривал воспоминание Эдена об убийстве. Кто-нибудь из вас обратил внимание на эмоциональное состояние шимпа после выстрела в Маокавиц?

На меня со всего зала устремились недоуменные взгляды.

– Нет, сэр, – настороженно ответил Рольф.

Еще очко хорошим парням.

– В таком случае я предлагаю всем вам просмотреть его снова. Немедленно после нажатия курка шимп испытывает отчетливое сожаление. Мне бы хотелось услышать ваше мнение по этому поводу. Как идут дела на остальных направлениях расследования?

– В прошлом Маокавиц ничего не обнаружено. Ни споров, ни ссор. А мы уже почти закончили опрос людей, имевших с ней контакт. Да, и губернатор вне подозрений. Мы почти удостоверились, что он не оставлял оружие для шимпа. В последние недели у него довольно напряженный график работы, так что не было времени ни на сборку револьвера, ни на прогулки по парку.

Я проигнорировал смех в задней части комнаты. Благодаря сенсорным клеткам в полиповом полу я узнал, что это Квинна. Я даже не заметил, посылал ли запрос по этому поводу. К такому еще надо привыкнуть.

– Вы меня удивили. Впрочем, этот отрывок воспоминаний не должны были счесть секретным.

– Да, сэр.

– Шеннон, как дела с компьютерными файлами Маокавиц?

– Двигаются потихоньку. – Она подняла из-за терминала большой палец и снова опустила голову. – Я смогла открыть двадцать процентов файлов, хранящихся в домашней системе. Пока это все работы по генетике, которые выше моего понимания. Рольф посоветовал обратиться за помощью в «Пасифик Ньюген». Но от них еще ничего не поступало. Эти файлы было довольно просто взломать. Однако есть целая серия других, где использовался более высокий уровень кода доступа. Странно, что Маокавиц не оставила ключи нигде, даже в своем завещании. Тем более что файлы довольно большие. Они содержат огромный материал.

– Хорошо. Займитесь ими в первую очередь, пожалуйста, я хочу знать, что в них. Сегодня, если можно.

Ее голова снова высунулась из-за компьютера, и я поймал мученический взгляд.

– Я уже выстраиваю схему расшифровки.

– Ну и ну, у нас тут офицер с инициативой. Что же дальше?

– Офицер с достойной зарплатой, – парировала она.

Я сдался.

– Есть успехи с сумкой, в которой хранилось оружие? – спросил я у Рольфа.

– Нет. Это стандартная сумка для ручной клади, сделана в Австралии, модель выпускается шесть лет. ЮКЭК снабжает ими каждую семью, получившую сюда назначение. Сумки автоматически добавляются к грузовым контейнерам, присылаемым для упаковки вещей. Такие вещи где-нибудь валяются в девяноста процентах домов Эдена. Проследить их путь невозможно. Медики из госпиталя провели для нас экспертизу. Отпечатков пальцев, естественно, нет. Их стерли бумажной салфеткой; обнаружены следы ткани, идентифицированной как кухонное полотенце. Еще нашли волосок, но он определенно принадлежал шимпу. Ничего, что могло бы подсказать, кто ее оставил.

– Никто и не обещал, что будет легко, Рольф.

Я с трудом скрыл растущее разочарование. Два дня напряженного расследования при полном участии группы, прилагающей массу усилий, – и мы не стали к разгадке ближе, чем в тот момент, когда Маокавиц была убита. Плохо. И это в мире с тотальным наблюдением и самой эффективной системой сбора и систематизации информации. Ничего. Этого не может быть. Идеального убийцы не существует. Есть, конечно, ассасины, снайперы, киллеры, но, как я говорил Натаниэлю, я не верю, что это сделал наемный исполнитель. Это был акт возмездия, или мести, или – что менее вероятно – страсти и ревности. Единичный случай, спланированный втайне от всех.

А это значит, что без ошибки не обошлось. Невозможно спрятать все концы и сгладить все углы, потому что в сути самого преступления таится мотив убийства. И как только полиция его обнаружит, она обнаружит и убийцу, как бы хорошо он ни маскировался.

Но при всем этом я не мог придумать причину, по которой кто-то в Эдене хотел убить Пенни Маокавиц. Она не нравилась никому из всех, с кем я разговаривал, но они ее уважали, и это было установлено с точностью универсальной константы.

Единственным человеком, кто мог бы пролить свет на проблему, был Дэвис Кальдарола. Я медлил с его допросом из старомодного сочувствия: согласно всеобъемлющим файлам Зиммелса, он и Пенни провели вместе семь лет, и ее смерть наверняка жестоко поразила его. На похоронах, где я видел его совсем недолго, он выглядел совершенно разбитым.

Извини, Дэвис.

Рольф направил джип к южной оконечности, выбрав одну из пяти равноудаленных друг от друга дорог, протянувшихся через всю внутреннюю часть биотопа. Вдоль пешеходных дорожек проходил трамвайный монорельс. По пути нам попались