Расходились поздно, так особо ничего и не решив, и Гена Лурдин в сопровождении шефа отправился на вокзал, наскоро поцеловав свою непутевую Ангелину.

— Береги себя, Геночка, — пробормотала она. — Больше жизни тебя люблю!

Он мечтательно глянул на свою красивую жену и отбыл вслед за Пахомом.

— На вот, — пробормотал шеф уже на перроне и протянул Кульбиту сверток. По форме и весу Гена сразу сообразил, что там.

— Как вам удалось? — выдохнул в восхищении, имея в виду охрану вокзала, рамки и досмотр вещей.

— Помнишь, в «Крестном отце» Майклу Карлеоне пистолик за унитаз спрятали? — усмехнулся Виктор Николаевич. — Вот и тут так же.

Гена рассмеялся, пряча пакет в портфель.

— Не смешите меня, — хмыкнул он. — Вы и в туалет-то не заходили.

— Не умничай, — осклабился Пахомов и обнял по-отечески. — Бывай. Светке передай, что я ее выцарапаю из заказа. Но пока пусть сидит тихо.

И вот теперь, приехав в Крушинино, Гена Лурдин понял, что до Светы еще пять километров пути, но по темноте лучше не ехать. А там, глядишь, Гаранин на тетеревов охотиться пойдет…

Кульбит в душе поморщился. И не охраняет никто, и до нее самой в случае опасности не добежать. Но мучаясь от духоты в жарко натопленной избе Михеича, Гена Лурдин трезво оценил ситуацию. Добраться незамеченным до Светланы никак нельзя, а чужих поблизости не наблюдалось. И скорее всего, у людей Дунаева есть только расплывчатые сведения о месторасположении Светы. От тех же попутчиков или проводников. Нет у них достоверной информации. Иначе бы все уже здесь были Оцепили бы Крушинино и это… как его?… Гречихино. Они будут ее искать в самом Зарецке, но уж точно не в заброшенной деревне на краю дикого леса.

«Ай да Светка, — довольно хмыкнул про себя Гена, засыпая. — Вся в Цагерта пошла. Такая же хитроумная!»

Светлана, поправив у Олеськи задравшееся одеяло, пощупала прохладный лоб. Температура спала, но вполне возможен и рецидив. А лекарства дядюшки де Анвиля осталось на один только раз. Конечно, там в Крушинино уже приехал и, наверное, дрыхнет без задних ног Лурдин, и если надо, то Гаранин и в ночи туда смотается. За эти несколько дней она по-другому стала относиться к Арсению. Хозяин- самодур, трахающий приглянувшихся туристочек, внезапно превратился в заботливого и надежного мужика, ежедневно приносящего с охоты глухаря или тетерева. А то и парочку. Длинными

изматывающими ночами, когда малышка металась в жару, а Света, бледная и уставшая, обтирала ее уксусом, ездил на гору за Сергеем. А потом подменял Свету, давая ей час-другой передышки. Он сам варил из дичи насыщенный бульон и внимательно наблюдал, как Света по ложке вливает Олеське в рот теплое варево.

В какой-то момент он чуть было не ляпнул «За маму, за папу», но вовремя нашелся:

— За зайчика, за ежика и за Жиробаса!

Кот за время болезни Олеськи раздобрел и ни в какую не соглашался возвращаться в Курыгино. Он словно приклеенный лежал у малышки в ногах и довольно мурчал.

— С ним так уютно, — слабо улыбнулась Олеська.

— Кот-мурлыка, — подмигнула ей Света, а сама подумала, что с девочкой в доме стало теплее и радостнее. Словно сам Гаранин потихонечку оттаивал от какой-то давней боли и уже смотрел на мир добрым взглядом. Каждый вечер, уложив Олеську спать, они запирались в комнатке, где стоял переносной душ. И занимались любовью. Но назвать ласками те порывистые объятия или прикосновения никто бы из них не решился. Как только закрывалась дверь, каждый из них становился зверем и добычей одновременно. В ход шли зубы и ногти, а поцелуи превращались в неистовуюбитву языков. Да и сам акт любви по своему неуемному влечению больше напоминал поединок, где каждый будто стремился одержать верх и оставить на другом свою особую метку. Пуговицы на рубашках, кружевные трусики — мелкие потери, что несли стороны в любовной схватке, — не поддавались подсчету. А потом при свете дня на смену неистовой страсти приходила нежность, когда дорого каждое прикосновение или поцелуй украдкой. Арсений мог мимоходом огладить ее по груди, а она — взъерошить ему волосы. Или за столом потереться об ногу Гаранина и вызвать такой прилив эмоций, что даже встать из-за стола не получалось. Арсений поправлял край скатерти и, задумчиво щелкнув пультом, всматривался в экран телевизора.

— Ну, погоди, — шептал он сквозь зубы.

А Олеська, кутаясь в одеяло, смеялась:

— Ну, заяц, погоди!

Про Надежду никто и не вспоминал. Она явилась, словно больная, на следующий день после того, как Света и Арсений забрали Олеську к себе. Несла какую-то чушь о том, что выпила у Петьки стопочку и проснулась только сегодня утром.

— Да я никогда, — повторяла с придыханием и истово крестилась. А потом, осмелев, ляпнула:

— Это, конечно, хорошо, что вы Олеську к себе забрали, а померла бы, к Маринке в рай попала б. Может, это судьба ее такая. А вы нарушили ход событий!

Гаранин сам не ожидал и оторопел немного, а Света, подлетев к Надьке, вцепилась в волосы, выволокла ее сначала в сени, а потом во двор, и принялась бить. Арсений выскочил следом, но вмешиваться в бабью свару не решился. Себе дороже. А Светка разошлась не на шутку, но и Надежда не думала сдаваться. Хотя силы были не равны и Гаранинская «жена» явно использовала какую-то технику, нанося короткие и ощутимые удары.

— Я на тебя ювеналку натравлю, — пригрозила Света, оттолкнув от себя дурную бабу, и, влетев в дом, выкинула оттуда на утоптанный снег Надькин пуховик и сапоги.

— Чтобы духу тут твоего не было! — заявила она напоследок и, бубня себе под нос проклятия в адрес тетки-идиотки, быстро вошла в сени.

— Ну и лиха ты, мать, — обалдело хмыкнул Гаранин, запирая дверь на щеколду. — Я думал, ты ее убьешь, закапывай потом труп в чащобе.

— Сволочь такая! — вскрикнула Света, прижимаясь к любовнику. — Как можно не ценить человеческую жизнь и разбрасываться ею попусту! Из-за любви к водке и мужикам!

— Это Север, детка! — пробормотал Арсений, целуя ее в макушку и гладя по голове.

— Да ну? — негодующе уставилась на него Света. — Здесь много хороших людей, а паршивые овцы по всему земному шару водятся…

— А ты прям мастер боев без правил, — довольно усмехнулся Гаранин. Сам он руку на женщину точно не поднял бы, но и разнимать не стал умышленно. Получила Надежда по заслугам. Иногда никаких слов не хватит, а вот хороший удар поможет привести в чувство. — Где ты так драться научилась? — осведомился он весело. — Бьешь без промаха.

— Поживи с мое в интернате, — отмахнулась Света. — Еще не так бить начнешь.

— Трудное детство? — сочувствуя поинтересовался Арсений, убирая с ее лица выбившиеся прядки.

— Не особо, — хмыкнула она. — После смерти папы мать вышла замуж, а меня сбагрили в интернат. А там пришлось отстаивать свою независимость. Пару раз врезала самым активным, потом отстали.