(26) Но посмотрите25, какие дела в общем можно бы назвать из того, что совершено ими и что вами: может быть, прослушав это, вы сумеете, если не по своему собственному, так хотя бы по их примеру исправить к лучшему свой образ действий. В течение сорока пяти лет они правили греками с их собственного согласия, более десяти тысяч талантов собрали на Акрополе и много прекрасных трофеев воздвигли в сухопутных и морских сражениях, которыми еще и теперь мы гордимся. Но вы имейте в виду26, что они их воздвигли не для того только, чтобы мы восхищались, созерцая их, но для того, чтобы мы и подражали доблестям воздвигших их людей. (27) Так вот они поступали так; ну, а мы, имея вокруг себя такое безлюдье, какое все вы видите, посмотрите, поступаем ли мы хоть приблизительно так, как они. Разве у нас не растрачено попусту более полуторы тысячи талантов на греческих бедняков27, разве не истрачены и все частные состояния отдельных лиц28, и общественное достояние государства, и взносы союзников, а те, кого мы во время войны приобрели себе в качестве союзников, разве не утеряны теперь во время мира? (28) – «Но, клянусь Зевсом, – возразит мне кто-нибудь, – это одно только и было тогда лучше, чем теперь; все же остальное тогда было хуже». – Нет, ничуть не бывало! Но давайте рассмотрим, что хотите. По крайней мере, что касается построек и украшения города, храмов, гаваней и тому подобных сооружений – все это оставили они после себя в таком прекрасном виде и в таком множестве, что ни для кого из следующих поколений уже не осталось возможности их превзойти: так они передали нам в наследство вот эти Пропилеи29, корабельные дома, портики и прочие сооружения, которыми они украсили город; (29) наоборот, частные дома людей, достигавших влиятельного положения, они оставили настолько скромными и соответствующими самому названию демократического государства, что, например, дома Фемистокла, Кимона, Аристида и других знаменитых людей того времени, – если кто-нибудь из вас знает, каковы они, тот это видит, – каждый из них в отдельности не был нисколько великолепнее, чем дом соседа. (30) А теперь, граждане афинские, в общественной жизни наше государство довольствуется тем, что сооружает дороги, водопроводы, белит стены и делает еще разные пустяки – и не в упрек предложившим это говорю я, отнюдь нет, но вам самим, раз вы это считаете достаточным для себя: зато в частной жизни из таких людей, которые ведали каким-нибудь из общественных дел, одни соорудили себе частные дома роскошнее общественных зданий, не говорю уж – великолепнее, чем у большинства людей, другие занимаются сельским хозяйством, скупив себе столько земли, сколько никогда и во сне не мечтали иметь. (31) Причина всего этого в том, что тогда народ был господином и хозяином над всем, и каждому из граждан было лестно получать от народа свою долю в почете, управлении и вообще в чем-нибудь хорошем, а сейчас наоборот, всеми благами распоряжаются эти люди и через их посредство ведутся все дела, а народ оказался в положении слуги и какого-то придатка, и вы бываете довольны, если получаете то, что эти люди вам уделяют.

(32) Так вот те причины, почему дела нашего государства и оказываются в таком состоянии, что ни один человек, которому пришлось бы прочитать ваши псефисмы и вслед за тем разобрать подробно все ваши действия, не мог бы поверить, что и то, и другое принадлежит одним и тем же людям. Так, например, в деле с проклятыми мегарцами30, когда они пытались захватить священный участок, вы постановили в своей псефисме выступать в поход против них, мешать им и не допускать этого; затем, в деле с флиасийцами31, когда они в недавнее время были изгнаны, вы постановили идти на помощь, не допускать этого злодеям, призывать на помощь всех охочих людей в Пелопоннесе. (33) Все эти решения, граждане афинские, прекрасны, справедливы и достойны нашего государства, но действия, последовавшие за этим, ничего не стоят. Таким образом этими псефисмами вы только навлекаете на себя ненависть, а выполнить ни одного из дел вы не оказываетесь в состоянии, так как, хотя псефисмы вы выносите и отвечающие достоинству государства, но войска, способного осуществить ваши постановления, вы не имеете. (34) Я со своей стороны предложил бы вам (уж вы на меня за это не прогневайтесь!) смирить свою гордость и ограничиваться ведением своих собственных дел, а если не хотите этого, то готовьте себе более сильное войско. Конечно, если бы я знал, что вы – сифнийцы32 или кифнийцы, или какие-нибудь люди в этом роде, тогда я и советовал бы вам смириться; но так как вы – афиняне, то я предлагаю вам подготовить себе войско: ведь позорно вам, граждане афинские, позорно покинуть пост вашего высокого сознания, который передали вам в наследство ваши предки. (35) А кроме того, это и не в вашей власти, даже если вы захотите отступиться от греческих дел; ведь много дел совершено вами за все время, и позорно будет покинуть своих наличных друзей без помощи, нельзя довериться своим действительным врагам и дать им возможность усилиться. Вообще же, как это бывает у вас с политическими деятелями, которым нельзя отказаться от своей деятельности тогда, когда захотят, вот так теперь обстоит дело и с вами, поскольку вы являетесь политическими руководителями среди греков.

(36) А сущность всего, граждане афинские, что было высказано мной, сводится вот к чему. Никогда не бывает, чтобы ораторы делали вас негодными или честными; наоборот, вы делаете их какими хотите: не вам ведь приходится угадывать, чего они хотят, а они стараются угадать то, что, по их мнению, желательно для вас. Значит, вы сами в первую очередь должны иметь благородные желания, и все тогда пойдет хорошо, потому что или вообще никто не скажет ничего худого, или же сказавший это ничего не добьется для себя, раз не будет людей, готовых его слушаться.

Так как распространилась молва, что персидский царь делает приготовления к походу против греков, афинский народ встревожился и уже готов был созывать греков и сейчас же начать войну. Но Демосфен советует не спешить с выступлением, а дожидаться, пока сам царь не начнет враждебных действий. Сейчас ведь, рассуждает он, мы не сумеем убедить греков вступить в союз с нами, так как они воображают, что им не грозит никакой опасности; тогда же сама опасность заставит их присоединиться к нам. Таким образом он убеждает их, не нарушая спокойствия, наладить у себя порядок и подготовиться к войне. При этом он подробно излагает им, каким образом им следует установить этот порядок. Поэтому речь и озаглавлена «О симмориях»: симморией у жителей Аттики называется объединение граждан, исполняющих литургию.

(1) Люди, восхваляющие ваших предков, граждане афинские, задаются, мне кажется, целью сказать приятную речь, но делают дело бесполезное для тех, кого они прославляют. Именно, принимаясь говорить о делах, которых ни один из них по достоинству не мог бы выразить своим словом, они сами себе снискивают славу искусных ораторов, но доблесть тех людей представляют ниже сложившегося о ней у слушателей мнения. Я же полагаю, что для них высшей похвалой является время: хотя с тех пор прошел уже большой срок, выше тех деяний, которые совершены ими, никто другой ничего не мог исполнить. (2) Я сам лично постараюсь рассказать вам, каким способом вы лучше всего, на мой взгляд, можете подготовиться. Дело вот в чем: если бы мы все, собирающиеся выступать с речами, оказались искусными ораторами, то ваши дела, я уверен, от этого ничуть не улучшились бы; но если бы один кто-нибудь, кто бы это ни был, выступив, сумел разъяснить дело и убедить вас, какое снаряжение потребуется, в каком количестве и откуда оно может быть взято, чтобы послужило на пользу государства, тогда весь наш теперешний страх рассеется. Я со своей стороны вот это по мере возможности и постараюсь сделать; но только предварительно скажу вам коротко, как я смотрю на вопрос об отношениях к царю1.