(3) Я лично считаю царя общим врагом всех греков, но все-таки в этом я еще не вижу основания к тому, чтобы посоветовать вам совершенно одним без чужой помощи начать войну против него. Ведь и сами греки, как я вижу, не все находятся между собой в дружелюбных отношениях, но некоторые доверяют больше ему, чем иным из своей среды. Вот почему и важно для вас, я думаю, если уж начинать войну, то соблюдать такое условие, чтобы ее начало было для всех равным и справедливым, а приготовления следует делать все, какие нужны, и это должно быть главным. (4) По-моему, граждане афинские, если бы грекам стало ясно и очевидно, что царь предпринимает что-то против них, они не только заключили бы союз, но и были бы весьма благодарны тем людям, которые стали бы за них и вместе с ними бороться против него. Но если уж теперь, когда это еще не стало очевидным, мы сами наперед навлечем на себя враждебное отношение, тогда я боюсь, граждане афинские, как бы нам по необходимости не пришлось воевать не только с царем, но и с теми людьми, за которых мы теперь хлопочем. (5) Царь, конечно, выждет временно со своими военными предприятиями, если действительно решил выступать против греков; он одарит деньгами некоторых из них и посулит им дружбу, а они, желая поправить дела в своих частных войнах и думая только об этом, проглядят общее спасение всех. Но мой совет вам – смотрите, не ввергните наше государство в эту свалку и в это безрассудство.

(6) Да нет! – остальные греки, как я вижу, держатся совершенно иных взглядов на вопрос об отношениях к царю, чем вы; но в то время как многие из них считают, мне кажется, допустимым ради какой-нибудь выгоды лично для себя пожертвовать остальными греками, вам, наоборот, даже когда терпите обиду, честь не позволяет применить по отношению к своим обидчикам такого возмездия, – допустить, чтобы некоторые из них подпали под власть варвара. (7) А раз это так, надо смотреть, чтобы ни мы в случае войны не оказались в неравных условиях, ни он, который наверное, как мы думаем, что-нибудь замышляет против греков, не снискал у них доверия под видом друга. Ка́к же это может быть достигнуто? – При том условии, если сила нашего государства будет у всех на виду как испытанная и подготовленная, и если всем будет ясно, что государство, опираясь на нее, стремится блюсти справедливость2. (8) Людям же, которые кичатся отвагой и с большой охотой предлагают воевать, я могу сказать, что нетрудно и тогда, когда требуется обсуждение, приобрести славу мужества, и тогда, когда близка какая-нибудь опасность, показать себя искусным оратором, но вот что трудно и что именно нужно: в опасностях – выказывать свое мужество, а на совещаниях – уметь внести предложения благоразумнее остальных. (9) Я лично, граждане афинские, думаю, что война с царем может оказаться тяжелой для государства, но военные действия, с ней сопряженные, легкими. Почему? Да потому, что все войны обязательно, как я думаю, требуют триер3, денег и подходящих мест, а это все у него, по моему расчету, есть в большей степени, чем у нас. Военные же действия ни в чем другом, как я вижу, не нуждаются столько, как в доблестных воинах, а этих последних, я полагаю, больше у нас и у тех, кто решается воевать на нашей стороне.

(10) Так вот по этим соображениям я и советую войну никоим образом не начинать первым, но к военным действиям, по-моему, нам необходимо подготовиться как следует. Конечно, если бы военные силы для обороны от варваров были одного какого-нибудь рода, а для борьбы с греками – другого рода, тогда естественно, может быть, мы и выдали бы себя, что собираемся выступать против царя. (11) Но так как всякое военное приготовление ведется одним и тем же способом и всякая военная сила должна иметь своей главной задачей одно и то же – именно, чтобы была способна отразить врагов, помогать своим наличным союзникам, спасать имеющееся достояние, тогда зачем же мы, имея врагов общепризнанных4, ищем еще других? Нет, будем готовиться против них, а тем самым мы защитим себя и от царя на случай, если он станет предпринимать что-нибудь против нас. (12) И вот теперь вы призываете к себе на помощь греков5; но если вы не будете исполнять того, что они предлагают, поскольку некоторые относятся к вам недоброжелательно, тогда ка́к же можно рассчитывать, чтобы кто-нибудь вас послушался? – «Да ведь они, клянусь Зевсом, от нас услышат, что царь имеет замыслы против них». А сами они, – скажите ради Зевса, – разве, вы думаете, не видят этого? Я по крайнем мере, полагаю, что видят. Но только боязнь этого еще не пересилила у некоторых вражды к вам и друг к другу. Значит, не чем иным, как пустыми сказами рапсодов6, будут речи послов, когда они станут обходить города. (13) Но, если только будет исполняться то, что сейчас имеем в виду мы, тогда, конечно, из всех решительно греков не будет уже ни одного столь самоуверенного, который, видя в вашем распоряжении тысячу всадников, гоплитов7 в любом количестве, корабли в числе трехсот, не пришел бы к вам и не стал обращаться с ходатайствами, понимая, что при наличии этих данных он всего вернее может найти спасение. Таким образом, если станете приглашать теперь, то придется просить и в случае безуспешности получить даже отказ; если же вы выждете время и вместе с тем подготовите заранее свои собственные силы, тогда вы будете в состоянии спасать тех, кто станет обращаться к вам за помощью, и можете быть уверенными, что все к вам придут.

(14) Я, граждане афинские, принимая во внимание эти и подобные им соображения, не хотел придумывать никакого слишком смелого или широковещательного, но несбыточного предложения. Зато относительно подготовки, чтобы она была проведена как можно лучше и быстрее, я весьма много потрудился, стараясь тщательно продумать этот вопрос. Я полагаю таким образом, что вам следует прослушать этот план и, если будет угодно, принять его своим голосованием. Итак, первым условием этой подготовки, граждане афинские, и самым важным является такое отношение с вашей стороны, чтобы каждый сознательно и с охотой исполнял все, что потребуется. (15) Вы, разумеется, видите, граждане афинские, что, если когда-либо по каким-нибудь делам вы все согласно высказывали свое пожелание и, если после этого каждый в отдельности признавал исполнение этого дела своей личной обязанностью, ни одно никогда не ускользало от вас; но в тех случаях, когда вы, раз высказав пожелание, после этого обращали взоры друг на друга, причем каждый думал про себя, что сам не будет этим заниматься, а что исполнит кто-то другой, в этих случаях ничего никогда у вас не удавалось. (16) Ввиду того что у вас сейчас такое настроение и что вы так возбуждены, я предлагаю число тысячу двести8 пополнить и довести до двух тысяч, прибавив к прежним еще восемьсот. Дело в том, что если вы поставите это число, то, я думаю, когда выключить наследниц9, сирот10, имения клерухов11, общие владения12 и таких людей, которые окажутся неплатежеспособными, то и получится у вас тысяча двести лиц. (17) Так вот из этих лиц, по-моему, надо составить двадцать симморий, как это есть теперь, по шестидесяти лиц в каждой. Из этих симморий я предлагаю каждую разделить на пять частей по двенадцати человек, пополняя их состав каждый раз равномерно с расчетом, чтобы на одного особенно богатого приходилось всегда несколько наименее состоятельных. И вот личный состав я предлагаю распределить таким образом; а почему – это вы узна́ете, когда прослушаете весь порядок этого устройства13. (18) А как же с триерами? – Все количество их я предлагаю определить в триста, затем образовать двадцать частей по пятнадцати в каждой, причем предоставить из первой сотни на каждую часть по пяти, из второй по пяти и из третьей по пяти; затем по жребию распределить на каждую симморию людей по пятнадцати кораблей, а симмория в свою очередь должна каждой своей части дать заказ на три триеры. (19) Когда все это будет так сделано, я в дальнейшем предлагаю, – ввиду того, что ценз всей страны составляет шесть тысяч талантов14, а ведь у вас должен быть составлен расчет и на деньги, – разделить эту сумму и образовать сто частей по шестидесяти талантов в каждой, затем пять таких частей в шестьдесят талантов назначить по жребию на каждую из двадцати больших симморий, а симмория должна каждому из своих подразделений дать по одной единице в шестьдесят талантов. (20) Таким образом, если вам потребуется сто триер, расход на каждую будет оплачиваться с суммы в шестьдесят талантов, и триерархов15 будет двенадцать; если потребуется двести триер, сумма в тридцать талантов будет оплачивать расход на каждую, и шесть лиц будут исполнять обязанности триерархов; если потребуется триста триер, тогда двадцать талантов будут оплачивать расход на каждую, и четыре лица будут нести обязанности триерархов16. (21) Таким же точно образом и оснастку для триер, оставшуюся сейчас, граждане афинские, невыполненной17, я предлагаю всю подвергнуть оценке по расчетной ведомости и распределить на двадцать частей; затем по жребию разложить между большими симмориями – по одной части должников на каждую, а каждой симмории назначить их на каждую из ее частей поровну: двенадцать лиц в каждой такой части обязаны будут взыскать недоимки и представить в готовом виде триеры, какие каждому из них достанутся по жребию. (22) Покрытие расходов, постройка корабельных кузовов, назначение триерархов и поставка снастей – все это, я думаю, таким именно способом могло бы лучше всего быть достигнуто и подготовлено. Что же касается набора экипажа – ка́к сделать его верным и легким, об этом я буду говорить позднее18. По моему мнению, стратегам19 следует распределить верфи20 на десять участков с таким расчетом, чтобы корабельные дома были расположены по тридцати как можно ближе друг к другу: когда сделают это, пускай они назначат две симмории и тридцать триер на каждый из этих участков, а затем по жребию наметят филы21. (23) В свою очередь и каждый таксиарх22 должен тот участок, который достанется ему по жребию, разделить на три части, а таким же порядком и корабли, затем кинуть жребий между триттиями23, так чтобы среди всех вообще верфей для каждой из фил был отведен один участок, а в каждом участке третью часть занимала триттия: тогда в случае надобности вы будете знать, во-первых, где размещена данная фила, затем, где данная триттия, далее, кто – триерархи и какие там триеры, и тогда каждая фила будет иметь тридцать триер, а каждая триттия десять24. Когда это будет таким образом поставлено на правильный путь, то если даже что-нибудь мы сейчас упускаем из виду (сразу все предусмотреть, конечно, нелегко), само дело найдет себе средство исправления, и будет тогда единый порядок и со всеми вообще триерами, и с каждой частью их.