С научной точки зрения очень маловероятно – даже невозможно, – чтобы человек, ведущий такой стиль жизни, какой вел Холмс (постоянное курение и долгие периоды пассивности без каких-либо упражнений), был бы способен на внезапные приступы активности, которые детектив демонстрирует, например, преследуя собаку Баскервилей. Ватсон, полагавший себя «хорошим бегуном», обнаруживает, что Холмс опередил его на ярды. «Боже, как бежал в ту ночь Холмс!» – признается доктор с восхищением. А в завершение этого спринта, вместо того чтобы дышать как паровая машина, сыщик оказывается в достаточно хорошем состоянии, чтобы всадить пять пуль в тело чудовищного пса (см. с. 156).

Великолепная байка, но физиологически невозможно.

Ментальное здоровье

Пытаясь объяснить сложную и необычную личность Холмса, одни современные комментаторы предполагают, что он страдал биполярным расстройством, другие же считают, что великий детектив показывает классические признаки аутизма, особенно той его разновидности, которая называется болезнью Аспергера. Куда реже замечают, что у него могло проявляться и то и другое одновременно.

Но давайте обратимся к свидетельствам.

В «Этюде в багровых тонах» Ватсон сообщает нам о Холмсе, что «его энергии не было предела, когда на него находил рабочий стих». Но такое состояние не длилось долго, и великий детектив «целыми днями лежал на диване в гостиной, не произнося ни слова и почти не шевелясь». И в «Знаке четырех» Ватсон подчеркивает контраст между разными состояниями: Холмс «был оживлен, весел и бодр – так обычно сменялись его приступы черной меланхолии». Рассказ «Рейгетские сквайры» начинается с того, что «его [Холмса] имя гремело по всей Европе, а комната была буквально по колено завалена поздравительными телеграммами», но Ватсон обнаруживает друга в состоянии «жесточайшей хандры».

Это классический случай биполярного аффективного расстройства, или, как его еще называют, маниакально-депрессивного психоза. Подъем настроения сменяется, иногда через очень краткий период времени, глубокой депрессией.

Спектр аутистических расстройств очень широк, симптомы сильно варьируются от индивидуума до индивидуума. В их число могут входить нехватка социальных навыков, странные шаблоны поведения и компульсивнообсессивные привычки. Недавние исследования показывают, что в некоторых случаях может иметься связь между биполярными и аутистическими симптомами и что дуальный синдром может быть обусловлен генетически. Более того, выдвигается гипотеза, что аутизм более вероятен в том случае, когда в популяции большое количество людей страдает биполярным расстройством.

Если Холмс и находился на шкале аутизма, то на том ее конце, где расположен синдром Аспергера. В число симптомов последнего входят затруднение в социальных взаимодействиях (Холмс имел мало друзей и вел изолированный, эксцентричный образ жизни, см. с. 19), неохотное использование невербальной коммуникации (Холмс, по всей видимости, не проявляет желания сближаться с мужчинами, а женщин он «не любит и не доверяет им») и повторяющиеся паттерны поведения (Холмс часто хвастается своими детальными исследованиями, которые другими могут рассматриваться исключительно как причуды, например о типах табачного пепла или о полифонии в музыке композитора ди Лассо). Мог ли Конан Дойл создать биполярного персонажа, который одновременно страдал расстройством, даже названия для которого не существовало еще семьдесят лет?

Любое исследование темы болезни в рассказах о Шерлоке Холмсе должно непременно начинаться с текста «Шерлок Холмс при смерти». Чтобы заманить в ловушку злобного убийцу Кэлвертона Смита, Холмс изображает, что подхватил смертоносную болезнь, которую Смит отправил к нему в коробочке с шипами. Ватсон не может опознать, по всей видимости, фатальную хворь, которую сам Холмс именует «лихорадкой тапанули» или «черной хворью с Формозы», привезенной с острова Суматра. Великий детектив блестяще симулирует симптомы – анорексия, слабый голос, нехватка энергии, жар и обметанные губы.

Используя описание Ватсона, современные эксперты пытаются понять, существовала ли «лихорадка тапанули» где-либо за пределами воображения Конан Дойла. Нынешнее мнение таково, что скорее всего да и что на самом деле эта хворь именуется «болезнь Уитмора». Притворство Холмса – поясним для тех, кто не читал рассказ, – выглядит достаточно правдоподобно, чтобы обрадованный Смит явился к ложу умирающего детектива, ну а там его шустро арестовали. Отбросив маскарад, Холмс прилагает все усилия, чтобы заболеть по-настоящему, поскольку немедленно требует сигарету и спички.

Один или два других примера подтверждают научную точность большей части медицинской информации, что содержится в историях о Холмсе. В «красноте на носу и щеках и легкой дрожи его вытянутой руки» («Голубой карбункул») великий детектив определяет алкоголизм; Ватсон мгновенно диагностирует аневризму аорты по следующим признакам: «Грудная клетка его вздрагивала и тряслась, как хрупкое здание, в котором работает огромная машина. В наступившей тишине я расслышал в его груди глухие хрипы» («Этюд в багровых тонах»); каталептические припадки в рассказе «Постоянный пациент» совершенно достоверны, и лечение с помощью амилнитрита тоже кажется реальным.

Как и в других отраслях криминалистический науки, медицинские познания Холмса не всегда надежны или точны: иногда его создатель ради пущего эффекта отбрасывал научную точность. Возьмем для примера суждение Ватсона в начале «Этюда в багровых тонах» о том, что знания анатомии у его соседа по квартире «точные, но бессистемные». «Точные» – едва ли то прилагательное, которое приходит в голову, когда в «Знаке четырех» мы читаем столь ошеломляющее расовое обобщение: «У собственно индусов ступни ног тонкие и длинные». Дальше еще лучше: «Магометане носят сандалии, и большой палец у них, как правило, отстоит от других, потому что отделен ремешком». И это говорит компетентный анатом, написавший монографию под заголовком «Влияние профессий на форму руки» («Знак четырех») и делающий оригинальные наблюдения по поводу уникальности человеческого уха (см. с. 40)!