края ямы и орали на птиц, словно те могли их понять. Петухи отчаянно клевали друг друга. Они ведь могли просто играть, не занимаясь кровавым спортом. Весь ужас происходящего мы осознали только дома, а там зрелище казалось нам слишком медленным и даже скучным. Возможно, Сара думала иначе, но, скорее всего, нет. Нам просто казалось, что мы занимаемся чем-то интересным. Чем-то, что покажется более интересным позже, как все в жизни.

Лучше всего было то, что мужчины были увлечены боем и не обращали на нас внимания. А на арене собрались преимущественно мужчины. Женщин было немного – взрослые женщины в облегающих черных брюках или коротких шортах, маленькие девочки с длинными, блестящими волосами. Но больше всего мужчин, которым не было до нас никакого дела. Они смотрели на ринг, оглушительно орали и размахивали руками, словно сломанными крыльями. Позже я узнала, что уход за бойцовыми петухами до и после боя – это очень ответственная работа. Нужно опрыскать раненых птиц раствором перекиси водорода, закапать антибиотик в налитые кровью глаза. Это очень сложное и важное дело. Может быть, в перерыве кто-нибудь и положил бы на нас глаз, но мы ушли до окончания боя.

Сара привалилась ко мне:

– Отвези меня домой.

Я это и сделала. В машине Сара сказала, что никогда в жизни так не боялась.

Вечер закончился в закусочной тако на трассе, где я, наконец, остановилась, чтобы спросить дорогу. Мы заказали тако. Вернее, я. Мясо было жесткое, специи затхлыми. Я смотрела, как Сара откусывает и глотает. Я была безумно рада, что она ест. Что она голодна. Я чувствовала, что этот вечер – моя вина. И у нее останутся дурные воспоминания из-за меня. Я ненавидела себя, хотя всегда говорила, что люблю себя. Я ценила себя. Отец обожал меня. Но в тот день перед аварией он позвонил мне, а я не взяла трубку. Почему? Думаю, меня ничего не волновало. Я была так же свободна, как Сара.

В закусочной на нас таращились буквально все. Впрочем, неудивительно. Любая девушка с голыми ногами, которая посреди ночи ест что-то в придорожной закусочной, буквально орет: «Трахни меня!». У меня размазалась тушь на ресницах. Сара пьяно покачивалась, надувая пухлые губы. Все мужчины в закусочной смотрели на нас, словно мы были самыми красивыми девушками в мире.

Когда мы вернулись из Пуэрто-Рико, нам потребовалось время. Мы неделю не общались. А потом все вернулось на круги своя. Какое-то время мы были неразлучны. Мы даже учились в одном колледже, когда я бросила свой, чтобы быть поближе к парню, с которым встречалась. Всю жизнь Сара постоянно общалась со мной. Всегда приглашала меня, всегда радовалась. После Пуэрто-Рико не было и дня, чтобы она не предлагала увидеться. У нее появилось множество друзей, но я всегда была лучшей подругой. У меня появились приятели с правильной речью, которые никогда не бронировали дешевые отели, поддавшись импульсу. Я всегда любила Сару больше всего, но не всегда хотела ее видеть, когда ей это было нужно.

В будущем мы обе попробуем трансцедентальную медитацию. Один мужчина, лежа под Сарой, скажет ей, что у нее маленькая впалая грудь, и она замрет на месте, прекратив трахаться и зависнув в воздухе, как акробат.

Нам исполнится двадцать четыре, двадцать шесть и тридцать. Мы встретимся на похоронах знакомого. И отец погибшего парня будет таращиться на нас и наши задницы.

– Мы все еще в форме, – скажет мне Сара, и я громко рассмеюсь, потому что подумаю то же самое.

В будущем, далеком будущем, Джеймс добьется успеха и создаст очень прибыльный бизнес. Сара показала мне его визитку: «Вы – алкоголик? Да? Мы можем помочь. Доставка спиртного 24/7». И хотя он разбогател и купил элегантный дом в Аспене, Сара никогда не спрашивала меня, следовало ли ей остаться с ним. Уверена, она об этом даже не задумывалась.

Ребенка я родила первой. Брат твердил, что после родов я расползлась, как тесто. Мы с мужем как-то раз увидели пару толстяков в соседней с нами машине. На лобовом стекле красовался знак «В машине ребенок». И муж хмыкнул: «Это мы через десять лет». Я умею читать по губам – и я поняла, что женщина только что сказала мужчине: «Дорогой, разве мы не были такими в прошлом году?». Я стала называть мужа «пердящим китом». Сара трахалась с мужем чаще, чем любая из наших подруг. Она полюбила мою дочку сильнее всех моих родственников. Она полюбила ее, словно последние пятнадцать лет мы проводили с ней каждый день, а не только выходные и праздничные.

Сара продолжала вырезать купоны и искать в газетах дешевые варианты отдыха. Я жила не по средствам, катая в коляске ребенка. Каждый раз, когда я разбивала яйцо и выбрасывала желток, то думала только о Саре.

Мы поделились историей о рок-группе, с которой встретились в Пуэрто-Рико. Иногда нам завидовали: «Надо же, вы их видели!». А иногда люди просто не понимали, о ком мы говорим. А кто-то притворялся, что слышал о них. Точно так же, как в тот вечер сделала Сара.

Однажды Сара позвонила и сообщила, что Джеймс умер.

– Вот черт! Как?

– Только не смейся – ты же такая жестокая, – предупредила Сара.

– Обещаю!

И я узнала, что Джеймс поехал в Казахстан участвовать в пивном конкурсе, и его конкурент поставил ему на голову целый кег пива. Джеймсу пришлось пить – и он захлебнулся.

– Что ж, он наверняка хотел бы умереть именно так, – пожала плечами я.

Мы не смеялись. Вместе с Джеймсом умерла частичка нашей дружбы. Впрочем, были и более важные новости. Сара позвонила поделиться радостью, что она наконец-то беременна. Последняя из наших подруг, и все соглашались, что она – единственная из нас, кто создан быть матерью.

Мой муж орал на Сару в ресторане вскоре после избрания Трампа, не потому, что Сара за него голосовала, а потому что недостаточно сильно его ненавидела. Сара все еще жила в нашем маленьком городке. Она не соглашалась с политикой Трампа. Как бы то ни было, мой муж взорвался. А я публично приняла сторону Сары. Она была беременна, я все еще ругала себя за то, что пыталась исправлять ее произношение и не приехала переночевать в ее новом доме. А вообще-то я была на стороне мужа. И оба они ненавидели меня за это. Я всегда была трусихой. Тем вечером у Сары начались схватки. Случилось что-то плохое. Недостаток кислорода. Недостаток воздуха из-за пуповины.

Вроде бы. Вскоре после