мячу.

Рыжеволосый паренек сплевывает в грязь, и мы смеемся.

– Черт, Роджерс, плюешь на собственное поле? – Эчо хихикает. – Это грубо, дружище. Завтра повезет больше, да?

– Иди ты. Держитесь сегодня подальше от нашего клуба, петушары.

Он свирепо смотрит, отступая.

– Ровно в восемь? – кричит ему в спину Эчо, опускает меня на ноги, затем обхватывает за шею и притягивает к себе. – Шикарно, сынок.

– Ну ты и говнюк, – смеюсь я и ловлю свою перчатку, брошенную тренером.

Эчо идет в блиндаж, а Рид встает передо мной. На мгновение он сжимает мое плечо и слегка приподнимает подбородок. Кому-то этот жест может показаться незначительным, но не мне. Чувство гордости зашкаливает, и я киваю в ответ.

– Я старался для вас, тренер.

– Эта команда не проигрывала нашему университету двадцать лет, сынок, и они не только продули дома, но и не вывели на базы дополнительных сорванцов. – Он снова сжимает мое плечо. – Ты сделал эту игру.

У меня сжимается челюсть, когда в памяти всплывают слова матери, сказанные утром, а отец сидел за столом и ничего не говорил. Но зато сказала Мейер.

Сказала, когда я не мог, а мой отец не захотел.

Точно так же сделал тренер в тот вечер, когда я умолил родителей пригласить его на ужин.

– Приходи поговорить после душа, – говорит он, уходя с поля.

Снова подбегает Эчо, уже успевший снять снаряжение. Он подпрыгивает, пытаясь взять меня в захват, но я вырываюсь и выхватываю свою бейсболку из его рук.

– Так ты пойдешь с нами вечером?

– Нет, бро. – Натягиваю бейсболку и перевожу взгляд на друга.

– Что, серьезно? – Он пихает меня. – Ты должен показать этим парням, чей это город.

– После сегодняшнего, думаешь, остались сомнения?

– Узнаю самоуверенного мальчика.

– Да пошел ты, – усмехаюсь.

– Нет, Круз. – Эчо демонстративно кусает костяшки пальцев. – Сегодня ты точно развлечешься. На полу, на стуле, у вонючих стен туннеля… вот с этой красоткой.

Смеюсь, разглядывая трофей, на который он указал. И девушка начинает подходить.

Только когда она приблизилась, мы видим в ее руке за спиной микрофон.

Эчо со стоном хватается за голову.

– Теперь понятно, почему она за тобой охотилась. Ладно, мне пора. Удачи. – Он ускользает на две секунды раньше, чем оператор брюнетки оказывается рядом.

Девушка вопросительно поднимает бровь, но я отшучиваюсь и думаю, как бы сбежать. Замечаю, что тренер смотрит в нашу сторону. Он легким кивком дает добро на интервью. Мы начинаем, ее рука опускается на мой бицепс, я натягиваю на себя маску горячего питчера, а девушка переключается в режим нахальной секретарши: прижимается ближе, переводя взгляд с камеры на меня и обратно.

– Я рядом с человеком, которого все до смерти хотят заполучить, – с единственным и неповторимым Тобиасом Крузом.

Мои губы изгибаются в фирменной ухмылке, и я думаю, что брюнетка довольна.

Пора поднять уровень обаяния до десяти.

Как говорит тренер, нужно быть открытым, и люди к тебе потянутся.

Мейер

Бейли не спала на протяжении всего занятия, но она была веселенькая, и мне, поменяв пару раз местами игрушки над ее манежиком, удалось провести урок без перерывов.

Однако спокойно позаниматься с Фреей, капитаном университетской команды по плаванию, не удалось. К счастью, девушка смогла снова подключиться, как только малышка заснула, и в целом рабочий день в присутствии ребенка оказался не таким уж и сложным.

Взяв дочку, иду в ресторан отеля, чтобы быстро перекусить на выделенный мне ваучер. Заодно просматриваю меню, чтобы заказать еду в номер, – надо же использовать все преимущества этой поездки.

Возвращаюсь в номер, натягиваю купальник и переодеваю Бейли. Стараюсь не обращать внимания на то, что Тобиас до сих пор не вернулся. В зоне бассейна оставляю вещи на лежаке и осторожно захожу в воду с малышкой. Сначала она замирает, тельце подрагивает. Я улыбаюсь и слегка отдаляю ее от себя. Кроха тянется ко мне и цепляется за купальник.

Немного помедлив, делаю шаг вперед и приседаю. Бейли начинает расслабляться, ее пальчики оказываются во рту, глазки сияют.

– Видишь, Бей. Это весело. – Похлопываю по воде ее ручкой. Она визжит, а я смеюсь, крепко держа дочку.

Войдя во вкус, она начинает сама шлепать по воде, а я свечусь от счастья. Малышка смотрит на меня со своей беззубой улыбкой, как бы спрашивая: «Ты видела, мама?»

– Нравится играть в воде, да? – Наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в висок. – Ты такая большая девочка, Бей.

Мои глаза наполняются слезами, это такой горько-сладкий момент. Разделить эту радость мне не с кем, и так будет всегда в те моменты, когда Бей познает мир. Когда я размышляю об этом, внутри зарождается чувство вины.

Но нет, это неправда, одергиваю я себя. У нас есть Бьянка, она всегда рядом или на телефоне. Подруга изо всех сил старается быть на расстоянии звонка, когда дело касается меня, потому что она знает: помощи мне ждать не от кого. Родной брат устраивает свою жизнь, и я ненавижу его беспокоить, хотя уверена, ему неприятно было бы услышать это. Он бросит все, если я попрошу. Но именно по этой причине я и отказываюсь посвящать его в свои проблемы.

Когда умерла наша мама, Майло еще учился в школе. Если б не семья его лучшего друга, мне бы пришлось отложить учебу в университете и переехать в жилье поскромнее, чтобы продержаться на плаву, поскольку маме, единственному человеку, который заботился о нас, нечего было оставить. Она всю жизнь тяжело работала ради того немногого, что у нас было. Но к счастью, брата приютили, а я получила грант. Да, были мысли отказаться от поступления – казалось неправильным бросать Майло, но когда он узнал об этом, пригрозил больше не разговаривать со мной, если я упущу удачу из рук. Мы оба понимали, что второй такой возможности, скорее всего, не будет. Мы доверяли друг другу, и я уверена, что он никогда не оставит меня, а я не брошу его. Если он не сможет наладить свою жизнь сам, когда придет время, я позабочусь о том, чтобы устроить ее для нас обоих. Нам действительно было тяжело находиться вдали друг от друга. А потом Бейли благословила наши жизни. Хотя Майло здесь нет, я знаю, что покой, который приносит мне дочка, отражается и в нем.

Малышка начинает тереть глаза, и я выхожу из воды.

Сначала Бей плачет – хочет вернуться обратно в бассейн, но как только я снимаю с нее мокрые трусики и заворачиваю в белое плюшевое полотенце-кокон, она быстро успокаивается. Еще одно полотенце оборачиваю вокруг себя, понимая, что с плаванием на сегодня покончено.

Когда у номера я открываю приложение, чтобы получить доступ к ключу-карте, на меня падает тень.

Щеки начинают пылать, когда я понимаю, что стою со спутанными волосами и в мокрой одежде, но улыбка все еще играет у меня на губах.

Выражение моего лица мгновенно становится каменным, когда вижу не Тобиаса, а совершенно другого мужчину.

Он переводит взгляд с меня на Бейли.

– Если мне не изменяет память, я получил электронное письмо с подтверждением оплаты услуг по присмотру за ребенком на время этой поездки.

– Полагаю, ты не так стар, как выглядишь, – пожимаю плечами. – Твоя память все еще в порядке. С нами приехала няня, – вру я.

Рид усмехается, его глаза снова фокусируются на Бейли, но я поворачиваюсь, пряча дочь подальше от его внимания. Он не заслуживает того, чтобы смотреть на нее.

Взгляд Рида возвращается к моему, в нем мелькает что-то, но я не могу и не хочу прочесть, что именно.

– Представь мое удивление, когда, заглянув в журнал, я обнаружил, что это твоя комната.

– Ты же сам ее забронировал.

Задумчиво кивает и засовывает руки в карманы куртки цвета хаки.

– Полагаю, номер моего питчера случайно оказался рядом с твоим?

– Правда? – стараюсь сохранить непроницаемое выражение лица.

Он наклоняет голову и смотрит на меня несколько секунд:

– Ты не видела моего мальчика, Мейер?

К горлу подступает тошнота, но я отказываюсь сглатывать.

– А ты не пробовал постучать к нему в дверь?

– Его там нет, – прищуривается он.

– Ну, не знаю, что сказать. – Толкаю свою дверь и придерживаю ее, чтобы она не захлопнулась.

– Команда говорит, что Тобиас ушел из бара час назад.

Мой желудок сжимается.

Бар.

Конечно, я почти забыла об историях, которые преследуют игроков после выездных матчей. По словам моих учеников, склонных к излишней откровенности, это относится ко всем видам спорта.

– Я подумал,