Теперь мне ясно, что те люди, должно быть, пришли из копей.

Может быть, то, что сделал мой отец, убило Ингрид. Он без дозволения забрал этот камень, и люди Вестергардов пришли за ним. Может быть, они заподозрили, что отец украл этот камень, и были готовы на все, чтобы вернуть его.

Мои пальцы скользят по вышитым строчкам. Может быть, его действия действительно привели к гибели многих людей.

Ингрид убедила незваных гостей оставить нас в покое. Заставила их уйти прочь.

А потом умерла.

* * *

Когда я рассматриваю камень на свету, по моему сердцу пробегают крошечные, едва заметные трещины. Что в этом самоцвете может быть такого важного? Настолько важного, что вызвало такое множество смертей? Что бы я ни решила, ничто не изменит того факта, что мой отец и моя сестра мертвы. Но этот камень – то, что я собираюсь сделать с ним, – может подвергнуть меня опасности. Он может принести беду Вестергардам и, как следствие, всем, кто работает на них. В мерцающем свете свечи я оглядываюсь на Лильян, прислушиваюсь к ее ровному дыханию. Больше всего этот камень может навредить Еве, а разве это не противоречит всему, ради чего я вообще приехала в этот дом?

Я думаю о своем отце и о том, как отчаянно он пытался донести до нас свое послание. О том, каково ему было умирать там, в шахте. Случилось ли это быстро или его смерть была долгой и мучительной? Было ли у него время подумать обо мне? Сглатываю комок в горле и мыслями вновь обращаюсь к Ингрид. Как она сжимала пальцы в кулаки, когда те люди обшаривали наш дом, и на что пошла, чтобы защитить мою жизнь.

Я приподнимаю подол своей нижней юбки. Камень сверкает, согревшись в моей ладони.

Кто мог убить этих шахтеров и зачем? Кому это было выгодно?

Моя острая игла сверкает серебром в свете свечи.

Алекс? − −• • −•− •••

Филипп? − •• •−•• •• •−−• •−−•

Кто-то из прочих шахтеров?

Якоб сказал, что за десять лет работники в шахтах почти не сменялись. Люди, которые пришли в наш дом в тот вечер, когда умерла Ингрид, все еще могут работать там, прямо сейчас. Мои зубы клацают от дрожи, неожиданно пробежавшей по телу. Но почему лишь некоторые из шахтеров были убиты, а других пощадили?

За минувшие десять лет почти все остальные игроки выбыли из игры: король Фредерик, Алекс Вестергард, мой отец и другие погибшие шахтеры – все они мертвы. Если есть хоть один шанс узнать, что же действительно случилось в тот день, я должна найти людей, которые соединяют прошлое с настоящим. Хелена вышла замуж за Алекса только через два года после тех событий. Единственный свидетель, оставшийся в живых, – Филипп.

Лестница скрипит под ногами Нины. Я смотрю на точки и тире, тянущиеся по подолу моей нижней юбки, словно потеки дождя.

Было ли кому-то выгодно случившееся в тот день? Было ли кому-то нужно что-то скрыть посредством этого «несчастного случая»?

Вычислить узор.

Соединить все нити.

«Я портниха», – думаю я, резко задувая свечу.

Хорошо, что именно этим мне и придется заниматься.

Утром, три дня спустя, после завтрака, состоящего из кофе и тостов с малиновым вареньем, приходит письмо.

Лильян разыскивает нас с Якобом, держа в руке конверт, запечатанный красным воском, темным, точно запекшаяся кровь.

– Это тебе! – восклицает она, протягивая письмо Якобу. – Так скоро! Доктору Хольму, должно быть, очень нужен подмастерье.

– Или совершенно не нужен, – возражает Якоб, нерешительно принимая у нее письмо.

– Я даже добилась того, чтобы Нина или Брок не совали свой нос в наши дела пару минут, – хвастается Лильян.

– Каким образом? – спрашиваю я.

Она шевелит бровями.

– Я оставила Нине след из надкушенных конфет, ведущий прямо к его комнате, – она поднимает указательный палец и склоняет голову набок, прислушиваясь.

– БРОК! – визжит Нина секунду спустя.

– Самое время, – удовлетворенно говорит Лильян. – Ну, что там сказано? – она смотрит на Якоба и хлопает в ладоши: – Ой, ты уже его прочитал, правда?

Якоб крепче стискивает письмо и заливается краской.

– Здесь сказано, что он рассматривает возможность принять меня, – отвечает он, и его руки слегка подрагивают, когда Лильян забирает у него конверт и вскрывает восковую печать. – Но сначала он хочет поговорить со мной лично, – на губах Якоба появляется улыбка. – Чтобы увидеть, есть ли у меня какие-нибудь многообещающие идеи.

– А они у тебя, конечно же, есть, – говорит Лильян, читая письмо.

– Так как же мне представить их ему? – бормочет Якоб себе под нос.

– Если спеть песню и станцевать, наверное, будет лучше всего? – поддразнивает Лильян, выгибая бровь.

– А может быть, рассказать жуткую историю? – подхватываю я и забираю у нее письмо, чтобы тоже прочитать его. – Лильян любит жуткие истории.

– Когда-то я слышал о женщине, которая заразила собственного сына оспой, – произносит Якоб зловещим полушепотом. – Она втерла растолченные корочки от язв в царапины на его коже. – И с мрачным смехом добавляет: – Намеренно.

– Это ужасно! – отшатнувшись, восклицаю я, а Лильян одновременно с этим хлопает в ладоши.

– О да, как интересно! Хочу еще! – радостно щебечет она.

– Зачем кому-то так поступать? – спрашиваю я и вспоминаю, как отец держал в своих больших, мозолистых руках крошечные чайные чашки для моих кукол.

– На самом деле, это был очень правильный поступок, – быстро говорит Якоб. – Это была вариоляция, первый вариант прививок. Люди заражали себя умерщвленной разновидностью оспы через крошечные царапины на теле, и это давало им неуязвимость против настоящей болезни. Вариоляция заставляла их тела атаковать оспу вместо того, чтобы она атаковала их тела. – Он смотрит на меня и мягко добавляет: – Это действительно спасло жизнь ее сыну и, в конечном итоге, множеству других людей.

Якоб пересказывает нам другие теории: о растениях, припарках, обеззараживающих растворах, о переливании крови и горячих серных источниках. Мы снова похищаем у Нины ключ и поднимаемся по черной лестнице в библиотеку, где Якоб рассказывает нам, как Фирн получил свое название: в честь снега, который скапливается на вершинах гор и лишь чуть-чуть подтаивает, прежде чем замерзнуть снова, с веками спрессовываясь во все более плотный лед. Доктору Хольму это напомнило то, что происходит в нашей крови от применения магии.

Взяв книги о драгоценных камнях, мы прячем их под своей униформой и по одной относим на чердак в каморку Якоба, чтобы пролистать их, когда покончим с нашими дневными обязанностями.

Красных самоцветов так невероятно много! Мои пальцы листают страницы: рубин и сердолик, гранат и шпинель, биксбит и киноварь… О них есть статьи в энциклопедиях, но Якоб также отыскивает в библиотеке другие книги, которые могут нам помочь: легенды и древние мифы, лекарские записи – все, что могло бы объяснить, почему красный камень стоил того, чтобы ради сохранения тайны понадобилось убивать людей. Лильян отрывается от рассказа о том, как викинги ценили янтарь, и пролистывает тетради, стопкой лежащие рядом со столом Якоба.