– Ну, вот видите! – вскричал я, – с Видоплясовым! Ну,возможно ли это? Ну, не отвратительно ль даже слышать это? Неужели ж вы и этомуверите?

– Я ведь вам говорю, что я этому не совсем верю, – спокойноотвечал Мизинчиков, – а впрочем, могло и случиться. На свете все можетслучиться. Я же там не был, и притом я считаю, что это не мое дело. Но так как,я вижу, вы берете во всем этом большое участие, то считаю себя обязаннымприбавить, что действительно мало вероятия насчет этой связи с Видоплясовым.Это все проделки Анны Ниловны, вот этой Перепелицыной; это она распустила здесьэти слухи, из зависти, потому что сама прежде мечтала выйти замуж за ЕгораИльича – ей-богу! – на том основании, что она подполковничья дочь. Теперь онаразочаровалась и ужасно бесится. Впрочем, я, кажется, уж все рассказал вам об этихделах и, признаюсь, ужасно не люблю сплетен, тем более что мы только теряемдрагоценное время. Я, видите ли, пришел к вам с небольшой просьбой.

– С просьбой? Помилуйте, все, чем могу быть полезен…

– Понимаю и даже надеюсь вас несколько заинтересовать, потомучто, вижу, вы любите вашего дядюшку и принимаете большое участие в его судьбенасчет брака. Но перед этой просьбой я имею к вам еще другую просьбу,предварительную.

– Какую же?

– А вот какую: может быть, вы и согласитесь исполнить моюглавную просьбу, может быть и нет, но во всяком случае прежде изложения я быпопросил вас покорнейше сделать мне величайшее одолжение дать мне честное иблагородное слово дворянина и порядочного человека, что все, услышанное вами отменя, останется между нами в глубочайшей тайне и что вы ни в каком случае, нидля какого лица не измените этой тайне и не воспользуетесь для себя той идеей,которую я теперь нахожу необходимым вам сообщить. Согласны иль нет?

Предисловие было торжественное. Я дал согласие.

– Ну-с?.. – сказал я.

– Дело в сущности очень простое, – начал Мизинчиков, – Я,видите ли, хочу увезти Татьяну Ивановну и жениться на ней; словом, будет нечтопохожее на Гретна-Грин – понимаете?

Я посмотрел господину Мизинчикову прямо в глаза и некотороевремя не мог выговорить слова.

– Признаюсь вам, ничего не понимаю, – проговорил я наконец,– и кроме того, – продолжал я, – ожидая, что имею дело с человекомблагоразумным, я, с своей стороны, никак не ожидал…

– Ожидая не ожидали, – перебил Мизинчиков, – в переводе этобудет, что я и намерение мое глупы, – не правда ли?

– Вовсе нет-с… но…

– О, пожалуйста, не стесняйтесь в ваших выражениях! Небеспокойтесь; вы мне даже сделаете этим большое удовольствие, потому что эдакближе к цели. Я, впрочем, согласен, что все это с первого взгляда можетпоказаться даже несколько странным. Но смею уверить вас, что мое намерение нетолько не глупо, но даже в высшей степени благоразумно; и если вы будете так добры,выслушайте все обстоятельства…

– О, помилуйте! я с жадностью слушаю.

– Впрочем, рассказывать почти нечего. Видите ли: я теперь вдолгах и без копейки. У меня есть, кроме того, сестра, девица лет девятнадцати,сирота круглая, живет в людях и без всяких, знаете, средств. В этом виноватотчасти и я. Получили мы в наследство сорок душ. Нужно же, чтоб меня именно вэто время произвели в корнеты. Ну сначала, разумеется, заложил, а потомпрокутил и остальным образом. Жил глупо, задавал тону, корчил Бурцова, играл,пил – словом, глупо, даже и вспоминать стыдно. Теперь я одумался и хочусовершенно изменить образ жизни. Но для этого мне совершенно необходимо иметьсто тысяч ассигнациями. А так как я не достану ничего службой, сам же по себени на что не способен и не имею почти никакого образования, то, разумеется,остается только два средства: или украсть, или жениться на богатой. Пришел ясюда почти без сапог, пришел, а не приехал. Сестра дала мне свои последние трицелковых, когда я отправился из Москвы. Здесь я увидел эту Татьяну Ивановну, итотчас же у меня родилась мысль. Я немедленно решился пожертвовать собой ижениться. Согласитесь, что все это не что иное, как благоразумие. К тому же яделаю это более для сестры… ну, конечно, и для себя…

– Но, позвольте, вы хотите сделать формальное предложениеТатьяне Ивановне?

– Боже меня сохрани! Меня отсюда тотчас бы выгнали, да и онасама не пойдет; а если предложить ей увоз, побег, то она тотчас пойдет. Втом-то и дело: только чтоб было что-нибудь романическое и эффектное.Разумеется, все это немедленно завершится между нами законным браком. Только бывыманить-то ее отсюда!

– Да почему ж вы так уверены, что она непременно с вамиубежит?

– О, не беспокойтесь! в этом я совершенно уверен. В том-то исостоит основная мысль, что Татьяна Ивановна способна завести амурное делорешительно со всяким встречным, словом, со всяким, кому только придет в головуей отвечать. Вот почему я и взял с вас предварительное честное слово, чтоб вытоже не воспользовались этой идеей. Вы же, конечно, поймете, что мне бы дажегрешно было не воспользоваться таким случаем, особенно при моихобстоятельствах.

– Так, стало быть, она совсем сумасшедшая… ах! извините, –прибавил я, спохватившись. – Так как вы теперь имеете на нее виды, то…

– Пожалуйста, не стесняйтесь, я уже просил вас. Выспрашиваете, совсем ли она сумасшедшая? Как вам ответить? Разумеется, несумасшедшая, потому что еще не сидит в сумасшедшем доме; притом же в этой маниик амурным делам я, право, не вижу особенного сумасшествия. Она же, несмотря нина что, девушка честная. Видите ли: она до прошлого года была в ужаснойбедности, с самого рождения жила под гнетом у благодетельниц. Сердце у нейнеобыкновенно чувствительное; замуж ее никто не просил – ну, понимаете: мечты,желания, надежды, пыл сердца, который надо было всегда укрощать, вечные муки отблагодетельниц – все это, разумеется, могло довести до расстройствачувствительный характер. И вдруг она получает богатство: согласитесь сами, этохоть кого перевернет. Ну, разумеется, теперь в ней ищут, за ней волочатся, ивсе надежды ее воскресли. Давеча она рассказала про франта в белом жилете: этофакт, случившийся буквально так, как она говорила. По этому факту можете судитьи об остальном. На вздохи, на записочки, на стишки вы ее тотчас приманите; аесли ко всему этому намекнете на шелковую лестницу, на испанские серенады и навсякий этот вздор, то вы можете сделать с ней все, что угодно. Я уж сделалпробу и тотчас же добился тайного свидания. Впрочем, теперь я покаместприостановился до благоприятного времени. Но дня через четыре надо ее увезти,непременно. Накануне я начну подпускать лясы, вздыхать; я недурно играю нагитаре и пою. Ночью свиданье в беседке, а к рассвету коляска будет готова; я еевыманю, сядем и уедем. Вы понимаете, что тут никакого риску: онасовершеннолетняя, и, кроме того, во всем ее добрая воля. А уж если она разбежала со мной, то уж, конечно, значит, вошла со мной в обязательства… Привезуя ее в благородный, но бедный дом – здесь есть, в сорока верстах, – где досвадьбы ее будут держать в руках и никого до нее не допустят; а между тем явремени терять не буду: свадьбу уладим в три дня – это можно. Разумеется,прежде нужны деньги; но я рассчитал, нужно не более пятисот серебром на всюинтермедию, и в этом я надеюсь на Егора Ильича: он даст, конечно, не зная, вчем дело. Теперь поняли?