— Первое, — ответил я, бесстрастно смотря в глаза императора.

Он снова улыбнулся и, взяв свой бокал, стукнул им о второй. — Вот это правильно, — и залпом выпил всё вино.

Проверка, значит. Этой клоунадой он смотрел, насколько хорошо я контролирую себя и боюсь ли его.

Легко.

— Ну, расскажи мне, Велёсов, почему твой отец всё ещё жив, а ты уже стал известным на всю Москву юным дарованием, — он закинул виноградину в рот и разжевал, причмокивая.

— Я не имею права рассказывать о делах своего клана.

— Я твой император, молодой человек, — с иронией подметил он.

— А я — сын своего отца и не могу предать его доверия.

Он вздохнул. — Хороший сын, мне бы хоть одного такого, — он хихикнул. — Из всех моих детей, только дочь оправдала отцовские надежды. Спокойна, умна, талантлива. А с парнями, эх, — он откинулся на спинку кресла. — Сложно всё с ними, вот тебя как отец воспитывал, что ты таких успехов добился?

— В строгости и уважении.

— Как-то совсем лаконично ты отвечаешь. Почему бы не развернуться на полную, ну же? Можешь рассказать не ту сказочку, которой кормишь всех местных князьков да бояр, а правду, которую оставил в прошлой жизни.

Зараза.

И ему эти твари всё разболтали, как же иначе.

— Боюсь, тогда мне нечего рассказать. Я потерял отца ещё в детстве, его убили у меня на глазах а меня продали на арену, чтобы я сражался с помощью своего дара.

— Ого! — он подался всем телом вперёд и пристально уставился на меня, словно любопытный ребёнок. — А что за дар у тебя был?

— «Кровавая марионетка», я управлял телами людей.

Он одобрительно закачал головой. — А ты любого мог взять под контроль? Вот меня бы, смог? — он хлопнул себя ладонью по груди.

— Не знаю, ваше величество. В любом случае, этот дар более мне недоступен.

— Это да, ты прав, — кивнул он. — Но вернёмся тогда к воспитанию. Знаешь предание про трёх сыновей?

Я покачал головой.

— Было у царя три сына: старший — умный был детина, средний сын — и так и сяк, младший — вовсе был дурак. Вот у меня всё как в предании, кроме того, что старший — Миша мой, оказался не таким уж и умным. Не будет умный парень с демонами якшаться.

Он нахмурился.

— Ну, ты только на себя не думай. Ты — отдельный случай. Так вот, Гаврюша — воинственный очень, хоть и не глупый, вот только силушкой его природа обделила сильно. А Паша, младший сынок мой, самый отбитый ублюдок в этой стране! — и заливисто рассмеялся.

У меня невольно дёрнулся глаз. Но император этого, благо, не заметил.

— «Хранители», то бишь эти, крыланчики, его любят, что готовы хоть сейчас мою силушку ему передать, — он налил себе ещё вина. — Да вот только умру я тогда. Нет, не подумай, я не смерти боюсь, а за державу думаю. Смекаешь?

— Вы не видите в детях преемника.

— Верно! Твоё здоровье, — отсалютовал он и осушил бокал. — Нет, слабовато идёт, надо покрепче, — он выудил откуда-то из под стола бутылку с прозрачной жидкостью, без надписей и налил из неё в бокал. Затем выдохнул и осушил, чуть поморщившись. — Эх, с возрастом всё слабее берёт! Дар, чтоб его!

Я даже предполагать не стал, что он там распивал.

— Так вот, Велёсов, к чему я вообще это всё веду. У нас с тобой интересная ситуация: в мою страну вторглась какая-то тварь, которая прямо сейчас кошмарит Подмосковье. Мои сыновья — кретины, кроме временно недееспособного Гаврюши. Но он тоже такой себе претендент. И тут появляешься ты, такой весь амбициозный и преуспевающий в своих маленьких играх.

Он отодвинул бутылку и бокалы в сторону.

— Скажи мне Велёсов, власти хочешь?

— Нет, — честно признался я. — Она для меня не более, чем простой инструмент.

Для мести... как в прошлом.

Для жизни моих близких... как сейчас.

Я добавил: — Власть — не самоцель.

— Хороший ответ, значит, тебя устраивает твоё положение на роли второго сына? — он одним движением оторвал горсть виноградин с ветки, измазав морщинистые руки в соку, и отправил ягоды в рот.

— Не совсем, инструментарий маловат.

— А какой нужен? Хочешь князем быть?

— Подойдёт, — кивнул я.

Он засмеялся. — Ты сказал так, словно я не о мечте любого аристократа говорю, а о сущем пустяке. Или же, — его глаза блеснули, — титулы для тебя и есть пустяк?

— Для меня они ни то, ни другое, а простое обозначение в иерархии. По силам я уже соответствую любому из князей, так что вполне имею право претендовать на этот титул, если не по происхождению, то по праву сильного.

— Ох-хо-хо! — он демонстративно захлопал в ладоши. — Какой самоуверенный молодой человек! Ох, про тебя всё что не говорили — всё правда! Ну ты даёшь, — он хлопнул меня по плечу.

Но я продолжал хранить хладнокровие, даже в разгар этого спектакля.

— Сочту это за признание.

— Правильно, ибо очень немногие соответствуют тому, что про них говорят. Молодчина! Не будь ты Велёсовым, ей-боги, усыновил бы! А так, конечно, вашу проклятую кровь не приму, не обессудь. Ягодку-то будешь? — он пододвинул мне корзинку с виноградом.

Взгляд у него цепкий, внимательный, несмотря на то, что он выпил. Словно ему в голову и вовсе ничего не ударило.

Ждёт.

Наблюдает.

Следит за каждой моей реакцией, даже самой незначительной.

Находясь рядом с ним, я совершенно не мог уловить момент, где он искренен, а где разыгрывает меня, выводя на нужную ему эмоцию. Настоящий профессионал, играющий в чудака.

— Благодарю, Ваше Величество, — я отцепил одну виноградину и медленно её разжевал. Сладкая.

— Но так-то, между нами, хотел бы на моё место?

— Простите, Ваше Величество?

— Ну что ты, не строй из себя скромнягу. Хотел бы императором быть за меня? Вот тут-то инструментарий широкий, уж не сомневайся, — весело оскалился он ровными белыми зубами. — Хочешь — казни, кто не нравится, хочешь — награждай, кто полезен. Словом, безграничные возможности!

Я легко улыбнулся. — Боюсь, это слишком большая ответственность.

— Да брось, — он резко принял серьёзный вид.