Безумный.

Отталкиваюсь руками от матраса и собираюсь встать. Не мешало бы сходить в душ. После нашего последнего раза мы не смогли подняться. Между ног неприятные ощущения, а на животе стягивающие кожу следы его спермы.

Мы занимались сексом без презерватива. Когда его член проникал в меня, это заботило мало, сейчас же пугает.

Так и дотрахаться можно.

– Ну и куда ты опять сбегаешь? – недовольно бурчит.

– В душ, – коротко отвечаю и, не глядя на Макса, обхожу кровать и открываю дверь ванной комнаты.

Я была здесь всего однажды, вечером, когда принесла папку. Но почему-то чувствую уверенность в своих шагах и действиях.

– Оль, – перебивает мои мысли и нежно касается кожи ладони, – когда ты выйдешь, хочу, чтобы ответила честно на мой вопрос: когда ты уйдешь от Брандта?

Киваю.

И сбегаю.

Горячие капли воды смывают вчерашний пот и следы нашей страсти. Намыливаю голову его шампунем и испытываю какое-то необъяснимое удовольствие, вдыхая этот запах. Даже такая близость мужа запускает что-то в организме, что между ног простреливают знакомые волны тока.

Выходить не спешу, я ведь так и не ответила самой себе честно на поставленный вопрос. Не потому, что не знаю или еще в раздумьях. Я по-настоящему не могу понять, как это лучше сделать, чтобы не запустить бомбу, которая взорвет всех нас.

Накинув большой черный халат Макса и забрав волосы в полотенце, выхожу из ванной и иду на аппетитные запахи.

Бывший муж что-то готовит, и у меня слюна бежит по подбородку, а желудок не перестает урчать.

– Я уже думал, тебя там смыло.

Макс обворожительно улыбнулся. У меня слабеют колени, когда он подкидывает румяный оладушек на сковородке и ставит ту обратно на плиту.

Сердце проделывает тот же кульбит.

Мы уплетаем приготовленные оладьи со скоростью света. Вишневое варенье оставляет яркий сладкий отпечаток в уголках моих губ, а Макс, облизнув большой палец, вытирает.

Ткань тяжелого халата стремится к низу, и мои плечи невольно оголились.

Лукавая улыбка не то раздражала, не то возбуждала.

– Я уберу, – хватаюсь за посуду, чтобы отнести ее в раковину, но Макс перехватывает мои запястья, вынуждая оставить тарелки на столе, и усаживает к себе на колени.

Волоски на руках встали дыбом от его взгляда, а горячее дыхание, которое ласкает шею и грудь, заставляет тело плавиться.

Подцепив подбородок, Макс накрывает мои губы своими и нежно, но уверенно целует. Никто и никогда меня не целовал так, как Макс.

С первого касания он запрограммировал мой организм под себя. После нашего развода это било на поражение.

Сталкиваясь языками, я отчетливо улавливала сливочный вкус и сладость варенья. И хотела большего. Я будто и не ела вовсе. Голод проснулся с новой силой.

Ладонями сжимаю его сильные плечи и постанываю ему в рот. Терпение, замерцав где-то под ребрами, с треском лопается.

Я снова хочу его. Хочу, чтобы Макс взял меня на этом столе. Развернул к себе спиной и вошел сзади.

– Я жду твой ответ, Ляль.

С усталым ахом отстраняюсь от его губ и медленно моргаю. В голове густой туман.

– Макс, мне нужно время, чтобы сделать все правильно. Оскар не тот человек, кто просто так отпустит.

– Значит, ты его боишься.

– Скорее, меня страшит его реакция и последующее поведение.

Челюсти Кречетова напрягаются, а желваки выделяются. На его лице отражается поистине чистая агрессия, которая заставляет сожалеть о сказанном.

Я боюсь за него. За то, что Брандт может причинить ему вред. До смерти боюсь.

– Оля, молчание в нашем случае – обман. Чем дольше тянешь, тем сложнее и опаснее будет. Я сам с ним завтра поговорю.

Шок и неверие воруют мое дыхание, а тело деревенеет от услышанного.

Не могу позволить ему этого.

– Дай мне два дня, Макс. О своем уходе должна сказать я.

Мне кажется, он думает вечность. Напряжение такое мощное, что кости болеть начинают и гудеть, суставы выворачиваются с неприятными ощущениями.

Наконец, он кивает. Коротко, по-деловому. И мне это не нравится. Я хмурюсь и собираюсь встать с его колен.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Нет.

– Что нет?

– Ты сейчас хочешь опять уйти, а я не успел тобой надышаться.

Обида сменяется щемящей нежностью.

В прошлом мы редко говорили такие вещи друг другу. Казалось, мы и так об этом знаем. Но знать это одно, а слышать – совсем другое.

Нам, женщинам, часто нужно подтверждение.

– Я не хочу уходить. Мне с тобой очень хорошо. И прошлая ночь одна из самых лучших, Макс.

Мы учимся говорить.

Сев обратно к нему на колени, чувствую твердость между ног. От простреливающих ощущений распахиваю глаза и вижу наглую ухмылку бывшего мужа.

Руки Кречетова сжимают мои бедра, губы прокладывают дорожки от ключицы к груди и захватываю острые соски по очереди в теплый и влажный рот.

– С-с-с, – шиплю от удовольствия.

Дыхание учащается, и меня отбрасывает во вчерашний вечер метким ударом.

– Ты же с ним не трахаешься, Ляль? – сдавленно спрашивает.

Как же ему тяжело дались эти слова. Я чувствую его боль кожей.

– Нет, Макс. Как встретились с тобой, ни разу… с ним… – ловлю воздух ртом, захлебываюсь.

Тазом толкаюсь вперед, когда спазм схватывает внутренние мышцы.

– Хочу смотреть тебе в глаза, когда будешь кончать. Мне нравится, – говорит прямо в мои губы.

Его слова как детонатор, я вспыхиваю и моментально покрываюсь гусиной кожей до самой макушки.

Трусы так и не были найдены, поэтому бывший муж без преград входит в меня медленно, растягивая внутренние стенки. После вчерашнего еще немного тянет, но эти ощущения проходят с первым толчком.