Я так и не заснул до самого восхода. Бубен тоже глухо гудел всю ночь, то рассыпаясь частым перестуком, то завывая ураганом под сильными одиночными ударами. Лишь когда солнце смогло наконец выбраться из-за горы, политой кровью богов, и согреть степь своими лучами, бубен смолк.

Утреннее солнце пригрело сладко спящую под плащом Урр, орчанка высунула нос из-под плотной ткани, потянулась и открыла глаза. Затем степнячка спустилась к озеру, где сбросила надетую на ночь овчинную безрукавку, куртку и сапоги. Запрыгала на одной ноге, стаскивая штаны.

Вспомнив, как она вчера оттаскивала меня от озера, я поинтересовался:

– Ты сама купаться собралась? Не боишься, что духи в Нижний мир утащат?

– Ты, Темный, глупый, как новорожденный щенок. Живым нельзя лезть в озеро ночью, а сейчас духи спят, сейчас можно.

– Ты же говорила, что духи чуют кровь убитых?

– Говорила. И снова скажу. Но сейчас духи озера спят. А вот другие, те, кто из Нижнего мира в нашу Степь вылезает, могут и сейчас почуять. Полетят за нами, будут гнаться, пока сами крови не напьются. Поэтому кровь убитых и надо смыть с себя как можно быстрее. Или шамана звать, чтобы духов назад в Нижний мир загнал.

– Тогда почему ваши воины на себе кровью убитых узоры рисуют? Сам видел, причем не раз.

– Это война. – Орчанка равнодушно пожала плечами. – На войне крови хватает всем, и воинам, и богам, и духам. А хорошего воина должны сразу видеть.

– А боги не разгневаются, что мы сейчас их священное озеро оскверняем кровью убитых?

– Мы же не здесь убивали. И не сегодня. Боги такой мелочи не заметят, а вот степные духи могут. Духи степи любят вкус пролитой крови, а духи озера – нет. Духи озера сильные, с ними ни один из степных духов не справится. Но они спят, и нам лучше их не будить.

– Меня же вчера они не тронули?

– Я не знаю почему. Может, ты сам дух? Скажи, ты сильнее духов озера?

Я замешкался с ответом, и Урр, обрывая разговор, решительно шагнула в темную воду. Эльфы утверждают, что орки ненавидят воду, а умыться их можно заставить лишь под угрозой смерти. Достаточно было поглядеть, как Урр скользила по воде, разрезая неподвижную гладь своим крепким, но удивительно ладным телом, чтобы понять, какая это ерунда. Да, воины-орки в походах легко обходятся без ежедневного омовения, и их привычка украшать себя, лица, щиты и доспехи узорами из крови поверженных тоже не из приятных. Но воды ни степняки, ни орки Пустошей не боятся. Вода для зеленокожих – хороший знак. Есть вода, значит, есть корм для животных, есть чем кормить стада, есть на кого охотиться.

Словно в ответ на мои мысли об охоте кусты недалеко от меня раздвинулись, и оттуда высунулась огромная лобастая медвежья голова. Медведь принюхался ко мне, недовольно заворчал и вылез из кустов целиком. С подозрением уставился на меня, зарычал громче, уже гораздо более свирепо, и неожиданно легко для такой туши встал на задние лапы. Я тоже вскочил на ноги и потянул из ножен меч, стараясь не делать излишне резких движений. В горле резко пересохло. Зверь был огромен. Даже стоя на четырех лапах, он в холке был высотой почти с меня. А сейчас, когда поднялся во весь рост, я даже до груди ему не доставал. Передние лапищи с огромными кривыми когтями нависали у меня над головой. Мелькнула мысль, что Урр очень вовремя полезла в озеро, лишь бы не возвращалась. Но, Великая Тьма, откуда медведь взялся тут, на юге? Такие зверюги изредка попадались на севере, в пустошах. Осколки былых эпох, когда по нашей земле ходили исполинские создания, эти медведи сейчас почти полностью вымерли. Слишком много пищи требовалось, чтобы прокормить такую махину. Охотились они на быков, оленей или лошадей, не брезговали и своими сородичами. Да и двуногую дичь стороной не обходили. Орки Пустошей, не самые трусливые из нынешних рас, старались не попадаться им на пути. И только в дни страшного голода рисковали устроить на такого зверя охоту. Но большими отрядами, с собаками и длинными рогатинами. А еще я помнил, что каждая такая охота обычно стоила орочьим племенам жизней нескольких охотников.

Я был один, с верным мечом в руке. Уже немало, но сейчас мне очень не хватало потраченного в схватке с орками Чохо амулета. Хотя не уверен, что такого медведя получилось бы свалить заключенным в перстне заклинанием. Слишком этот зверь велик, слишком огромен.

Мелькнула идея отступить в озеро. Мелькнула и тут же угасла. Я слишком хорошо знал, какими прекрасными пловцами были неуклюжие на первый взгляд косолапые гиганты. Воды они не боялись. Оставалась надежда только на меч. Холодок прошел по руке, клинок меча вспыхнул белым светом. Не завалю сразу, зверь меня задавит. Медведь тоже почувствовал неладное и коротко рявкнул, явно готовясь ринуться на меня.

За моей спиной послышался вскрик, сменившийся плеском воды. Я замер, медведь тоже. Похоже, Урр наконец увидела зверя, хотя такое чудовище трудно не заметить. И сейчас, судя по звукам, орчанка рванула к берегу. Надо бы крикнуть ей, пусть плывет на середину озера, возможно, зверь за ней туда не полезет. Проклятье, я даже не могу обернуться, слишком близко медведь. А сумасшедшая орчанка выскочила на берег и в два прыжка оказалась между мной и зверем. Что она делает, у нее же даже сабли нет!

– Уур хулээнэ, сун-манаач! – отчаянно закричала Урр, выставив руки перед собой. – Энэ минэй очин’хо![2]

Зверь недовольно уставился на обнаженную степнячку. Помотал головой, словно не верил своим глазам. Затем опустился обратно на четыре лапы и, вытянув шею, принюхался к замершей перед ним Урр. Девушка продолжала стоять между нами, вытянув вперед руки. Лишь слегка склонила голову, чтобы не встречаться взглядом с налитыми кровью медвежьими глазками.

Зверь обнюхал орчанку и зарычал недовольно, но уже без ярости.

– Хо, очин! – повторила Урр не так громко, но по-прежнему твердо. – Дууртай-очин![3]

Я замер, не зная, что предпринять. Кидаться оттаскивать Урр было сейчас глупо и смертельно опасно. Этой твари достаточно махнуть разок лапой, и мою спутницу не спасут даже воды священного озера, будь они хоть трижды целебными. Но тварь пока не торопилась махать лапами. Да и вообще нападать. Зверь постоял, слегка покачиваясь. Похоже, раздумывал, закусить ли ему все же незваными гостями или пусть пока поживут. Перевел взгляд с орчанки на меня. Тяжелый взгляд, сердитый. Снова уставился на орчанку. Затем протяжно вздохнул совсем по-человечески, внезапно развернулся и, раздвинув кусты, исчез среди них. Ни одного сучка не хрустнуло под тяжелой лапой, лишь качнулись ветки, смыкаясь за огромным зверем. Да раздалось, словно последний раскат уходящей за горизонт грозы, затухающее вдалеке недовольное рычание. Затем и оно стихло, лишь оставшийся на земле след огромной когтистой лапы шириной в четыре моих ладони показывал, что страшный гость нам не померещился.