и стал жадно ее пить. Марина тоже не долго думая зашла в воду, почувствовав кожей, насколько она холодная, просто ледяная, и, сложив руки лодочкой, стала черпать воду и пить.

Вкус был необыкновенный. Казалось, что она пахнет льдом, севером, морозом, хотя температура воздуха в этот душный июльский вечер была никак не ниже тридцати градусов.

– Фантастика! – восторженно крикнула Марина. – Просто сказочный вкус! Я никогда такой вкусной воды не пила…

– Вот видишь, а говорила «микробы»! – не удержался Троеглазов, который и сам никак не мог напиться. – В горных речках микробов не бывает. Они же текут с самых вершин, с ледников, а во льду бактерии не живут. Тимофей бы сейчас сказал: «Ученая, а таких элементарных вещей не знаешь».

При упоминании Тимофея им обоим стало не по себе. Как он там, в юрте? Вдруг к их возвращению его уже не будет в живых?

Марина подумала, что неплохо бы принести воды с собой, но когда они пошли на поиски водоема, не прихватили с собой никакой посудины. Поэтому пришлось возвращаться налегке.

Стало уже совсем темно, и Марина крепко обхватила руку Троеглазова. Тот легко ориентировался в темноте, обходил коряги и выступы, ни разу не споткнувшись. Он понимал, в каком состоянии сейчас находится Марина – страх за жизнь Тимофея, страх, что беглые зэки могут добраться до юрты и добить всех остальных, так как без Тима они легко могут справиться с двумя женщинами и не особенно крупным мужчиной. Страх перед темной, незнакомой местностью и даже перед этой старушкой-шаманкой, довольно пугающей на вид – все это сидело в ней, не давая расслабиться. Но как ее успокоить, Троеглазов не знал.

Добравшись до юрты, они в нерешительности постояли рядом, прислушиваясь к тому, что делается внутри.

Но внутри было тихо. У Марины сжалось сердце от нехороших предчувствий. Троеглазов сосредоточенно молчал.

– Спит ваш богатырь, – раздался скрипучий голос Шубуун откуда-то сверху, – а вы забирайтесь сюда, наверх, нечего мне духов отпугивать.

«Дались ей эти духи, – подумала про себя Марина, подняв глаза, но ничего в темноте не разглядев, – честное слово, детский сад какой-то. И Троеглазов тоже хорош, верит в это дремучее таежное невежество».

Марина на ощупь дотянулась до ладони Троеглазова, крепко сжала ее. Она решила не выпускать его руку, так как страх перед этой неведомой старухой парализовал всю ее силу воли. Владлен Алексеевич также на ощупь нашел лестницу, приставленную к каменным истуканам, и полез наверх. Марина не отставала от него ни на шаг.

Оказалось, что истуканы закрывали вход в большое каменное углубление, искусно задекорированное растениями, ветками и каменными глыбами. Находилось оно метрах в двух от земли, поэтому обнаружить его было практически невозможно. Днем, когда они искали еду в подвешенном коробе, они несколько раз прошли мимо этого места и не заметили ничего, что указывало бы на прибежище. Лестницы, естественно, не было, поэтому они ничего не обнаружили.

Здесь у Шубуун было что-то типа летнего варианта жилища. Углубление было довольно большим, метров десять – двенадцать. Марина подумала: «Как наша с мамой кухня». Безусловно, что-то общее с кухней здесь было – по стенам были развешаны пучки сушеной травы, связки чеснока, сушеные ягоды, нанизанные на тонкую леску, как бусы.

В этих каменных чертогах было довольно уютно. Посередине стояли два толстых полена с укрепленной на них доской, выполняющей роль стола. Далее, в глубине, был установлен топчан с настилом из веток, устланных свежим сеном, от которого исходил умопомрачительный аромат. Освещалось жилище свечами – толстыми, длинными, закрепленными в импровизированных подсвечниках, изготовленных из причудливых корней деревьев.

В целом этот каменный мешок был неплохо оборудован и вполне пригоден для жилья. Большое количество веток, травы и сена, набросанных на каменный пол, выполняли роль мягкого паласа, поэтому Марина с удовольствием скинула с ног кроссовки, прежде чем пройти вглубь. Троеглазов последовал ее примеру.

Шубуун жестом пригласила их к «столу», на котором стояли деревянный сосуд, напоминающий по форме кувшин, три чашки, также вырезанные из дерева, лежало угощение из известного им короба.

Марина села рядом с Шубуун, сложив ноги по-турецки. Троеглазов присел на полено чуть подальше.

– Как Тимофей? Что говорят духи? – обратился он к Шубуун на полном серьезе, отчего Марине показалось, что она присутствует на спектакле в театре абсурда.

– Ему еще не время умирать. Он должен до конца пройти свой путь, это всего лишь его первое испытание. Два самых тяжелых у него впереди.

– А как быть с ранением? Заточка вошла очень глубоко! – Троеглазов продолжал расспрашивать Шубуун, нервно теребя свои пальцы.

– У богатыря твердое сердце, такое гвоздем не проткнуть…

– Но он может потерять много крови?

– Всего-то несколько капель… Но чтобы силы не покинули его, я должна попросить их у своих небесных братьев.

– Когда ты собираешься камлать?

– Когда появится третья звезда над моей юртой…

Шубуун протянула Троеглазову длинную курительную трубку, непонятно откуда взявшуюся.

– Покури, а потом выпей настой. И красавице налей. Ей тоже отдохнуть надо.

С этими словами она быстрым шагом направилась к лестнице. Но прежде чем спуститься, дернула за кусок болтающейся у входа веревки и задернула вход таким же пологом из шкур, какой был и в ее юрте.

– Мистика какая-то… – прошептала Марина. И, улыбнувшись, спросила у Троеглазова: – Вы, часом, умом не тронулись, Владлен Алексеевич? Какие духи? Какие небесные братья?

Он ответил не сразу. Сначала подошел к свече, чтобы раскурить трубку, переданную ему загадочной старухой.

– Марина, вам придется пересмотреть свое отношение к Шубуун. Иначе нам будет тяжело.

– Владлен Алексеевич, дорогой, мы с вами живем в компьютерном веке. Вы олигарх, я – историк, а Шубуун – дремучая неграмотная бабулька, по иронии судьбы задержавшаяся в своем развитии и посему живущая где-то в середине века девятнадцатого. Агафья Лыкова, да и только. Мы должны принимать ее правила игры, но это вовсе не значит, что нам нужно принимать эти правила всерьез. Давайте как-нибудь без фанатизма обойдемся, а?

– Я ей стрижено, а она мне брито! – Троеглазов начал выходить из себя. – Да пойми ты, балда ученая, здесь по-другому нельзя. Ты на ее территории, у нее в гостях, а значит, зависишь сейчас от нее на все сто процентов. Не пытайся переделать мир под себя, не доказывай мне, что ты умная, а я дурак, если верю в то, что она мне говорит! Верю! И в братьев тоже! И тебе, голубушка, придется поверить, когда она поставит Тимофея на ноги за пару дней. А теперь давай-ка пей настой и спать.

– Не хочу ничего пить! Я и так прекрасно засну!

– Пей, говорю, завтра утром поговорим.

Он поставил перед