15

Оливию выдернуло из сна колкое ощущение в животе. Она резко села в кровати, откинула одеяло и помчалась в уборную. В паре футов от унитаза из ее рта выстрелила струя рвоты. Она зажала рот рукой и закинула голову наверх. Добравшись до цели, Оливия вывалила накопившийся за ночь желчный поток, сопровождая извержение противными звуками.

Первый поток оказался продолжительным. Оливия вдохнула поглубже и набрала полный рот слюны, затем сплюнув, она поставила руки на края унитаза. Новый рвотный позыв. Тяжело вздыхая, она простояла в такой позе над унитазом с пару минут. Вечеринка в животе закончилась, во рту остался только неприятный кислый привкус. Оливия отдышалась и вытерла рот тыльной стороной ладони. Прошла к раковине, набрала в руки ледяной воды и умыла лицо. Снова набрала воды в ладони, затем всосала половину в рот, прополоскала и выплюнула отвратительную смесь с желтоватым оттенком.

Пока Оливия выдавливала зубную пасту на щетку, мысли о ребенке неприятно разгуливали по переулкам ее сознания. Зубы она чистила яростно, словно в попытке понести наказание за свой грех. Если была бы возможность навести на себя проклятие, неверная жена непременно бы этим воспользовалась, лишь бы найти способ избавиться от нежеланного ребенка и угрызений совести.

Оливия начала вспоминать, когда вынашивала детей. Первые роды сопровождались страхом неизвестности, но все прошло успешно. Тогда ее жизнь засияла новыми красками. Дети хоть и привносят суету в жизнь, но Оливия всегда вспоминала деньки с маленькой Моникой с выражением искреннего счастья на лице. Мысли о втором ребенке родились сами собой, прямо как и Эдди. Вторые роды прошли не менее успешно, приумножив счастье матери в два раза. Оливия понимала, что она такая же мать, как и миллионы женщин по миру, но она все равно считала себя счастливее всех остальных. «Неужели быть матерью и носить под сердцем плод любви может принести в жизнь горе?» – думала раньше Оливия.

Закончив с чисткой зубов, она попыталась на время отогнать мысли о ребенке, а точнее – о способе избавления. Оливия давно приняла решение не вынашивать малыша и по возможности скрыть все признаки беременности. Ей был необходим план, но извилины категорически отказывались ей помочь. В голову лезли только несуразные варианты: сделать аборт в другом штате, отравить себя и плод или вовсе упасть на живот. «Дура! Даже думать о таком не смей!» – выругала себя Оливия и решила оставить размышления на попозже.

Оливия вернулась в спальню и переоделась в домашние серые штаны, зеленую футболку свободного кроя с надписью «Я люблю морковь», которую она выиграла на овощной ярмарке. Она виртуозно сунула ступни в домашние тапочки и отправилась вниз на кухню выпить чаю.

Еще на лестнице в нос ударил резкий запах перегара, который Джеймс рассеял по всему первому этажу. Как бы глубоко Оливия ни прятала мысли о беременности, побочные эффекты вынашивания ребенка мигом напомнили о себе: «Ты будущая мать, угомони свой пыл».

Проходя мимо гостиной, Оливия остановилась, чтобы поглядеть на своего мужа. Вчерашний храп стих, а это могло означать, что Джеймс проснулся или улегся поудобнее. Ей очень хотелось поскандалить с мужем, так она смогла бы возложить часть вины и на Джеймса, чтобы облегчить свою ношу, но план сам по себе был абсурдным. Джеймс, конечно, виноват во многом, но он не совершил ничего, что могло бы подтолкнуть к измене. За весь период их отношений максимумом Джеймса был взгляд на молодую задницу в обтягивающих брюках или короткой юбке, не более того.

Джеймс проснулся. Он лежал на диване и глядел в потолок. Одна ладонь была на лбу, другой он вертел пульт от телевизора. Оливия предположила, что его мучают головные боли, а может, и чего раздумывает. Она надеялась, что он вспомнит свой свинский поступок по отношению к Эдди, одумается и извинится перед сыном.

Разведав обстановку, Оливия тихо направилась на кухню, еле передвигая ногами. Если Джеймс ее услышит, то утро будет испорчено моментально. Сейчас ей хотелось побыть наедине с собой и чашечкой крепкого черного чая.

Оливия заварила чай и села. Есть совсем не хотелось, да и в нынешнем положении ее могло стошнить от съеденного, что выглядело бы подозрительным. Один только вопрос: почему в начале недели Джеймс решил напиться? Скорее всего он сдался. Оливия надеялась на это. Ликвидация или продажа компании – единственное верное решение. Ему нужна работа, а не самокопающаяся долговая яма. Она как бухгалтер точно знает: есть такой бизнес, который уничтожает цифры, а ее муж как раз занимался «обжорой», жадно поглощающей любую цифру рядом с колонкой «доход».

Женщина осушила уже половину чашки, когда из коридора послышались шаркающие шаги. В арочном проеме появился Джеймс с видом побитого жизнью человека. Веки припухли, на лице двухдневная щетина, а опущенные плечи выдавали подавленность супруга.

– Доброе утро, – вяло произнес Джеймс и зашаркал к раковине.

Оливия глядела на него с долей сочувствия и большим разочарованием. Как же мало нужно в жизни времени, чтобы сломать человека, в чьем будущем сомневался лишь прогнивший от зависти человек.

– Доброе утро! Может кофе?

Джеймс вытянул ладонь и отрицательно ею помахал. Он взял стакан, наполнил водой и в один миг осушил. Питье закончилось благородным звуком человека, чей долгий поход по пустыне был вознагражден наконец ледяной водой:

– А-а-ах…

Джеймс набрал еще воды в стакан и так же быстро его осушил. В этот раз без звукового сопровождения. Он поставил стакан в сторону, обернулся к жене и исподлобья посмотрел на нее:

– Прости.

Оливия ожидала чего-то такого. Джеймс частенько после своих проступков либо моментально извинялся, либо упирался в свою правоту как баран, и попробуй сдвинуть его с места, ничего не получится. Она не хотела начинать разговор, но вчера Джеймс явно перегнул палку. Все-таки кусок стекла не стоил испуга собственного сына.

– Ты помнишь, что вчера сделал?

Джеймс повернулся к крану, открыл воду, смочил ладонь и освежил свое лицо. Затем взял бумажное полотенце со стола и вытерся.

– Помню… Мне до сих пор стыдно. – Джеймс скомкал полотенце во влажный шарик и выкинул его в мусорное ведро. – Просто вчера…

– Просто вчера случилось нечто такое, что дало тебе право пугать собственного сына? И что же это было? Может, объяснишь?

Чай Оливии уже остыл, а холодный она никогда не пила, если не считать фруктовый со льдом в жаркую погоду. Сейчас она держала кружку для дополнительной обороны, которая словно придавала большую уверенность.

– Я не буду оправдываться. Просто вчера… все…

– Просто вчера что, Джеймс?

– Мы закрываемся, Оливия! – выкрикнул Джеймс.

Оливия вскочила со стула и махнула рукой.

– Тише, детей разбудишь. – Второй рукой она продолжала держать кружку с холодным чаем.

– Вчера нас выставили. Я попросил всех работать из дома. Конечно, я сказал, что это временные трудности… Но они ни хрена не временные! Я решился. – Он указал рукой в сторону гостиной. – Прямо на диване я решился, сегодня я поеду в администрацию. Пора прикрыть фирму.