Ольгушка вжалась в стену и наконец решилась спросить о том, что жгло ее сердце с той самой минуты, как услышала она о непременном условии возвращения сына тетки Лукерьи: ее, Ольгушки Васнецовой, смерти:

– Да чем же я перед тобой и прочей силой нечистой провинилась?!

– Сейчас не провинилась, так потом провинишься! – прорычал Демон. – Много вреда принесешь, если тебя не остановить! Но ты можешь еще выслужить себе прощение, если отомстишь всем своим врагам! Тем, кто тебя прикончить хотел, – отомстишь!

– Опять ты о врагах да о мести? – гневно воскликнула Ольгушка. – Что я должна сделать, чего ты от меня ждешь? Да я даже на тетку не подняла бы руку – неужто всему миру крещеному, на миг злой силой, такой, как ты, одурманенному, мстить должна? С тех пор одумались люди, с тех пор я от них только добро видела. Что, брать мне пламенники да идти деревню поджигать, злопамятство свое тешить? Ну нет у меня на них злобы, понимаешь?

– Ну что ж, нет так нет, – проговорил вдруг Демон смиренно и мирно. – В самом деле – сердце у тебя на диво доброе, не сладить мне с ним! И односельчан ты простила, и тетку свою. Коли так, пойду, с собой зло свое заберу, натешусь им на просторе… Позаботься о погребении матери моей, да смотри, отцу Каллистрату ничего обо мне не сказывай. Поведай ему, что повредилась твоя тетка умом, понесла ее нелегкая в лес, а там невесть какой зверь на нее напал да погубил, а потом она сама до дому добрела да померла.

– Да неужто тебе ничуть не жаль ее? – всплеснула руками Ольгушка. – Неужто ни слезы не уронишь на мертвое тело твоей матери?! Неужто не покаешься в грехе смертоубийства той, которая на белый свет тебя произвела?!

– Жалость мне неведома, – с кривой усмешкой бросил Демон. – Но душа моей матери еще здесь, поблизости… слышит она все, о чем мы говорим, и, наверное, кабы могла, обливалась бы слезами оттого, что держала тебя в черном теле, что мучила да шпыняла. Наверное, хотела бы она, чтобы ты хоть что-то на добрую память о ней получила… да хоть перстенек ее, который она в лесу нашла.

– Так ведь перстень в палец врос, – удивилась Ольгушка, – снять его невозможно, это сама тетушка говорила.

– Да вот он, – сказал Демон, проводя по мертвой руке и показывая Ольгушке перстень, лежащий на его ладони. – Возьми.

– Не могу, – пролепетала девушка, но глаз от красоты несказанной не отрывала. – Нет!

– Ты раньше говорила, будто простила свою тетушку, – вздохнул Демон. – Возьми в знак своего прощения! Да бери же!

Ах, как же красив был этот перстень! Ни у кого такого нет, а у Ольгушки он будет. И чем же плохо, в самом-то деле, принять его? А отцу Каллистрату она скажет, что тетка Лукерья сама ей колечко свое отдала в знак примирения перед смертью…

Ольгушка смущенно протянула было руку, но вдруг на память пришли слова тетки Лукерьи о том, как ненавистная Грунька Васнецова пыталась у нее этот перстенек выманить, говоря: «Ох, сестреница, зачем ты этот перстенек подобрала? Порча на нем! Сними да мне отдай – я попробую его отчитать». А когда Лукерья отказалась, она сказала: «Ну что ж, тогда терпи да не жалуйся. Только много зла ты с ним натерпишься, а еще больше другим этого зла принесешь!»

Нет, ошиблась тетка Лукерья: искренне хотела Груня ее предостеречь и спасти! Это Ольгушка сейчас чувствовала и понимала всем существом своим, не только умом, но и сердцем. Права оказалась ее матушка: порча была наложена на перстень. Именно он заставил Лушу сделаться такой безжалостной злодейкой, какой помнила ее Ольгушка. И она, Ольгушка, такой же станет, коли примет перстень от Демона, который собственную мать убил!

Наваждение вмиг прошло. Этот перстень так же красив, но и страшен, как сам Демон. Но не зря говорят в народе: и змея красива, только зла!

Отпрянула Ольгушка, руки убрала за спину:

– Не возьму! Отнеси туда, где моя бедная тетка его подобрала, да тому верни, кто его туда нарочно бросил, порчу на него наведя!

Демон дунул на ладонь – и перстень исчез, а в зеленых глазах выразилась лютая, чудовищная ненависть:

– Ох, как бы я хотел попробовать на тебе свои когтищи, да чтобы не просто кровью ты истекла, как моя мать, а на части тебя изорвать! Да жаль, не могу тебя пока коснуться… Не время еще! Ничего, подожду, пока ты сама руки на себя наложишь. Тогда я сразу завладею твоей душой и своему хозяину ее представлю.

– Да ты рехнулся, нечистый дух?! – всплеснула руками Ольгушка. – Да чтобы я самоубилась, чтобы такой грех на душу взяла?!

– Не хочешь? – пристально взглянул на нее Демон. – Ладно… Только знай, что и зло готово иногда добром обернуться. Прими мой совет: запри дверь да окна и не выходи этой ночью из дому. Носа не высовывай! А не то пеняй на себя! Станет эта ночь последней ночью твоей жизни!

И с этими словами Демон вылетел из двери, словно метлой его вымело, и такой сквозняк пронесся по избе, что погасли все свечи, одна только и осталась – у божницы.

Ольгушка, трясясь от пережитого ужаса, почти на ощупь бросилась вслед и заперла обе двери – и сенные, и те, что в избу вели, – на все замки и засовы. Кинулась окна затворять, то и дело крестясь, когда взгляд падал на тетку Лукерью.

Замерла на миг… как же она рядом с нею, с мертвой, ночь переночует?! Надо хотя бы глаза ей закрыть, да руки на груди сложить, да ряднинку поверх израненного тела набросить – все не так страшно будет!

Подошла Ольгушка к тетке, перекрестилась, опустила ей веки на закатившиеся глаза, сложила уже похолодевшие руки, да покачнулась и нечаянно на грудь ей надавила! И вдруг мертвые губы приоткрылись и вместе с воздухом, еще остававшимся в онемелых легких, из них вылетели слова, произнесенные голосом слабым, как стрекотанье сверчка:

– Прости мою душу грешную, Ольгушка, деточка моя! Перстень демонский мной владел, тебя мучить заставлял. Умница, что отринула его, не то и тебя он погубил бы. Но теперь на тебя вся надёжа! Спаси деревню! Беги на колокольню, бей в набат!

Легкий шепот утих, и никак было не понять Ольгушке, почудились ей эти слова или были произнесены на самом деле.

Вроде бы умерла тетка Лукерья. Как же она могла это сказать?!

Однако сегодня Ольгушка навидалась таких чудес, столько невероятных событий с ней произошло, что она не удивилась бы чему угодно!

Казалось бы, самых страшных страхов она нынче натерпелась, однако ужас, который объял ее сейчас, сравнить с ними было нельзя.

Кому верить? Чьим словам последовать? Демонову предостережению? Или тому, о чем молили мертвые уста тетки Лукерьи?

В испуге оглянулась она на окно, за которым ярко светила луна, и вдруг увидела гигантскую фигуру, кравшуюся по улице.

Сначала решила было, что это опять Демон появился, однако нет – фигура была женская…

Припала к окну, вглядываясь. В это мгновение фигура обернулась, и Ольгушка разглядела старуху огромного роста с разлохмаченными волосами и огромными зубищами, торчащими изо рта во все стороны.