сверх нормы, оказался совершенно не готов к такому наплыву заключенных. В бараки, предназначенные для 250 заключенных, селили по полторы тысячи и более человек; люди спали вповалку на нарах, зажатые между телами соседей, и на полу. Все, включая детей, должны были оставаться на улице в течение дня под палящим солнцем и выстаивать долгие часы перекличек на рассвете и на закате. Они пользовались открытыми выгребными ямами, не могли помыться и постирать одежду или детские пеленки. Лишения стали еще невыносимее, когда Флорштедт перекрыл подачу воды на территорию лагеря строгого надзора и приказал казнить любого, кто будет использовать воду для питья или стирки. Хотя Майданек наконец-то подключили к системе канализации Люблина, в результате летней засухи воды городу не хватало. Единственной жидкостью, которую узники получали в течение дня, был утренний «кофе» и отвратительный суп, который они передавали по кругу в немытых мисках, полный песка, скрипевшего на зубах. При этом заключенным приходилось таскать в ведрах воду, чтобы поливать цветы на клумбах, и это еще усиливало их мучения.

Условия в Майданеке были особенно тяжелыми для детей. Голод и обезвоживание быстро истощали их. Они болели корью и свинкой, а также тифом, который немедленно распространился среди перемещенных. А еще они ежедневно наблюдали сцены жестоких избиений и груды обнаженных трупов, сваленные на телеги. При движении руки и ноги мертвецов подпрыгивали, как у жутких марионеток, пока их везли по ухабистой дороге в крематорий. С каждым днем детей умирало все больше и больше[158].

Пока Скжинский инспектировал условия в регионе, подвергшемся «Операции Вервольф», Янина осуществляла все взаимодействие с немецкими властями по Майданеку. Администрация лагеря не рассматривала перемещенных лиц из Замосця как заключенных лагеря и потому не включила их в состав тех поляков, которым ГОС мог предоставлять питание. Янина смогла договориться о небольшом наращивании объема поставок, но оно мало сказалось на рационе питания узников. Радость, которую она испытала, получив разрешение доставить 250 литров молока для детей, испарилась, когда стало известно, что большую его часть расхитили эсэсовцы и капо. Единственным ее реальным достижением стало соглашение о переводе 153 тяжело больных польских детей из Майданека в люблинский детский госпиталь. Крайняя степень их истощения потрясла Янину и заставила еще отчаяннее искать пути спасения тех, кто оставался в лагере[159].

3 июля Янина узнала, что железнодорожные составы выгружают целые семьи изголодавшихся перемещенных лиц в транзитный лагерь близ железнодорожной станции между домами 6 и 31 по улице Крохмальна. Сразу по прибытии их отправляли на противопаразитарную обработку в барак за пределами лагеря. Поляки, жившие поблизости, устроили там импровизированную суповую кухню и подкупили охранников, чтобы те позволили им накормить изгнанников. Увидев в этом возможность спасти больше детей, Янина с несколькими коллегами из АК присоединились к инициативе. Пока одни раздавали еду толпам перемещенных, дожидавшихся обработки, другие предлагали забрать детей – многих им действительно удалось увести. Однако, как только с Крохмальной начали отбывать в Рейх поезда, увозившие семьи в полном составе, родители стали отказываться отдавать детей. Янина решила, что риски перевешивают потенциальные преимущества, и свернула свою акцию.

Она сделала суповую кухню возле станции одной из операций ГОС, и ее призыв к местному населению жертвовать продукты в пользу перемещенных принес богатые плоды. Поскольку раздавать еду на территории лагеря она не имела права, Янина поставила телеги за воротами и там распределяла пожертвования. Столпотворение, которое возникло в результате, заставило коменданта лагеря на Крохмальной, этнического немца Ждислава Мусельского, пойти на уступки. Он выдал Янине три пропуска для сотрудников люблинского комитета поддержки, чтобы те могли раздавать заранее приготовленный суп и продуктовые пайки, которые перемещенные возьмут с собой в поезда до Рейха, а также привозить молоко и булочки для лагерного лазарета. Польский Красный Крест также предоставлял хлеб, консервы и молоко. Янина часто использовала один из трех пропусков сама, чтобы, раздавая продовольствие перемещенным, расспрашивать их. Всю полезную информацию она затем передавала подпольщикам[160].

Тем временем предводители ГОС, вооруженные отчетами Скжинского, в Кракове обратились к немецким властям с петицией о прекращении операции по перемещению и освобождении ее жертв. Когда президент ГОС граф Роникер пришел на встречу к Франку 23 июля, то был поражен оказанным ему любезным приемом. Генерал-губернатор заверил его, что и сам был против операций по перемещению и усмирению, и обещал помочь с их остановкой. Более того, Франк выделил ГОС значительное финансирование и объявил, что в Генерал-губернаторстве вскоре будет учреждена новая политика по улучшению положения поляков. Это выразится, среди прочего, в увеличении пайков для поляков, показавших себя лояльными и трудолюбивыми подданными. Тем временем, торжественно объявил Франк, «ни один работающий не будет больше голодать». Вскоре выяснилось, что благодаря «Операции Вервольф» динамика власти в Генерал-губернаторстве сместилась в направлении, которое давало ГОС больше возможностей спасать польских жертв нацистских преследований[161].

Ранее в том же году предложение Франка насчет смягчения политики в отношении поляков не нашло поддержки Гиммлера или Гитлера. До начала «Операции Вервольф» Франк обращался к Гитлеру с просьбой отложить германизацию Генерал-губернаторства до конца войны и прекратить истребление женщин, детей и стариков в ходе акций возмездия. Он жаловался, что эта тактика приводит только к хаосу на вверенных ему территориях и угрожает сбору урожая, а также склоняет поляков на сторону большевиков. Чтобы умаслить Франка, Гиммлер пообещал: как только «Операция Вервольф» достигнет своей цели, он переведет Глобочника из Генерал-губернаторства. Гитлер поддержал Гиммлера, который позволил Глобочнику развернуть его кампанию. Через несколько дней после ее начала худшие опасения Франка начали сбываться.

Однако на момент встречи с графом Роникером Франк обзавелся влиятельным союзником в деле противостояния неограниченной власти СС и полиции в Генерал-губернаторстве: новым губернатором округа Люблин. Тесные отношения Глобочника с Гиммлером позволяли ему игнорировать большинство указов и декретов предыдущего губернатора Цернера. Однако губернатор Рихард Вендлер был зятем Гиммлера, и рейхсфюрер СС ценил его куда больше Глобочника. Вендлер был в ярости от последствий операции Глобочника, о чем Скжинский упоминал в своих письмах. Партизаны с каждым днем набирали силу и нападали на деревни, заселенные этническими немцами, – так часто, что переселенцы бросали свои новые фермы и отказывались возвращаться. Поскольку польские крестьяне были либо схвачены солдатами Глобочника, либо скрывались от них, некому было обрабатывать поля, и перспективы на урожай становились все более туманными. Даже генерал СС, отвечавший за борьбу с партизанами, считал, что тактика Глобочника провалилась. В письме к «Дорогому Генриху» от 27 июля Вендлер информировал Гиммлера, что Глобочник потерпел «грандиозное фиаско» в Люблинском округе. Губернатор призывал своего