наблюдал за тем, как она лечит пациентов. Увидев еврейку с характерной сыпью, он спросил Перцановскую, не тиф ли это. Когда та кивнула, они с санитаром отвели женщину в кладовую и захлопнули за собой дверь. Через несколько минут Мусфельдт вышел и велел Перцановской заглянуть внутрь. Пациентка лежала мертвая. Тогда Мусфельдт крикнул врачу в лицо:

– Больше никакого тифа в женском лазарете! Это ясно?

Перцановская с подчиненными всю ночь переписывали карты пациентов из двух карантинных бараков, придумывая для них самые разные диагнозы. Несколько дней спустя доктор Бланке провел комиссию из Берлина по женскому отделению. Доктор Перцановская оглашала фиктивные диагнозы, но инспекторы даже не давали себе труда взглянуть на пациентов, у которых налицо были все признаки болезни. В конце начальник комиссии обратился к ней:

– Тифа в лагере нет?

– Никакого тифа, – ответила она[152].

Памятуя о том, что рассказывали освобожденные узники, Янина постоянно думала, как помочь заключенным Майданека не только выжить, но и захотеть жить. «Мы должны делать больше», – снова и снова говорила она товарищам и самой себе, повторяя эти слова даже ночью во сне. Она придумала план с доставкой в лагерь готового супа, но ее коллеги по люблинскому комитету поддержки и польскому Красному Кресту отвергали эту идею. Немцы никогда такого не допустят, настаивали они, а если и дадут согласие, логистические трудности, связанные с приготовлением и доставкой супа для тысяч заключенных, окажутся непреодолимыми.

Благодаря росту количества посылок, проходивших сквозь эсэсовские барьеры в Майданеке, подпольной сети Янины все чаще удавалось передавать заключенным короткие записки, которые они прятали в булочки или в банки с джемом. Янина хотела, чтобы товарищи в лагере знали: они не забыты, люди на свободе идут на большой риск, чтобы помогать им, и поэтому они не должны терять надежду. Многие из них были полностью отрезаны от мира с момента прибытия в Майданек и подвергались жестоким пыткам от рук гестаповцев. Многие, – она это знала, – ломались; в лагере их ждало презрение и преследования со стороны других заключенных. Янина хотела обратиться и к ним тоже: дать понять, что товарищи на воле считают их мучениками, а не предателями, заслуживающими почета, а не позора. Она вкладывала в их передачи записки с благодарностью или сообщала новости о поражениях немцев или о партизанских атаках через других членов Сопротивления, работавших строителями в лагере.

Запах и вид дыма над Майданеком Янина воспринимала как упрек себе за то, что она не смогла помочь тем, кого обратили в пепел. А это значило, что надо придумать еще больше способов выручать тех, кто еще жив. Пока они страдают, ей не будет покоя.

Глава 11

Список Янины

6 июля 1943 года заключенные Майданека, работавшие на палящем зное возле главной дороги, увидели гигантское облако пыли, приближавшееся к лагерю со стороны Замосця. Оно не походило на пыльные бури, которые пролетали по лагерю в период летней засухи, покрывая все и всех тонким слоем песка. Облако поднималось над дорогой, простираясь до самого горизонта. Вскоре заключенные увидели и его причину: сотни измученных, потных, грязных крестьян, тащивших мешки с поклажей. В основном это были женщины, дети и старики[153].

В лагерь двигались жертвы последней операции Глобочника по усмирению и германизации южной и юго-восточной части Люблинского округа. Она сочетала антипартизанскую кампанию под кодовым названием «Вервольф» (сочетание Wehr от «вермахт» и Werwolf – оборотень) с возобновлением программы переселения, приостановленной в марте на посевную. В конце июня немецкие военные подразделения вместе с СС и полицейскими оцепили несколько деревень в Замосце и двух прилегающих графствах и начали арестовывать всех польских мужчин в возрасте от пятнадцати до пятидесяти пяти лет, расстреливая любого, кто оказывал сопротивление. При поддержке с воздуха немцы методично прочесывали поля в поисках беглецов. Несколько дней спустя силы Глобочника вернулись за семьями арестованных. В отместку за партизанские атаки и сопротивление немцы стерли несколько деревень с лица земли бомбовыми ударами, а их жителей, включая детей, расстреляли или сожгли заживо.

Глобочник распределил захваченных гражданских по трем транзитным лагерям в регионе. Проведя допросы всех мужчин насчет связей с подпольем, комиссия СС по перемещению собиралась устроить обычную сортировку, отделив полезных от бесполезных. Последних, по плану Глобочника, предстояло поместить в бывший лагерь военнопленных, где они выполняли бы легкую работу – сколько проживут[154].

Хотя Глобочник оцепил соответствующий район и перерезал все каналы связи, до Скжинского и Янины быстро дошла новость о нападениях и о заполнении транзитных лагерей. Скжинский немедленно собрался ехать туда, чтобы обследовать условия содержания и скоординировать действия комитетов поддержки, но СС и полиция отказались принять его пропуск, выданный гражданскими властями. Первого июля Скжинский убедил начальника полиции безопасности Мюллера выдать ему полицейское разрешение на поездку по пострадавшему району. Там он и провел большую часть месяца, регулярно отчитываясь перед гражданской администрацией округа и ГОС в Кракове насчет зверств немцев и катастрофических последствий операций по переселению[155].

Янина скептически относилась к заверениям немцев, ответственных за переселение, насчет того, что на этот раз польских детей не будут отделять от родителей. Крик о помощи, с которым обратилась к ней пожилая женщина из Замосця, подтвердил ее опасения. Четверых внуков этой женщины держали в транзитном лагере, их отца немцы расстреляли, а местонахождение матери было неизвестно.

Янина решила выяснить все, что сможет, про детей в транзитных лагерях, и постараться проследить, куда их будут вывозить, чтобы когда-нибудь эти дети смогли воссоединиться с семьями. Она снова призвала своих сотрудниц, имевших опыт работы в детских учреждениях, и отправила их на железнодорожные станции близ транзитных лагерей, где ГОС было разрешено раздавать еду и предметы первой необходимости переселенцам, которых сажали в поезда для депортации. Сотрудницы Янины, преимущественно члены Сопротивления, регулярно отчитывались о количестве детей на этих транспортах и дате отправки и старались узнавать у железнодорожных рабочих и начальства станций, куда поезда отправляются. В первую очередь женщины обращали внимание на детей без сопровождения; иногда им даже удавалось уводить нескольких со станции с собой[156].

К началу июля транзитные лагеря настолько переполнились, что комиссия СС по перемещению решила направить часть поляков, согнанных с их земель, в Майданек. За два дня около шести тысяч поляков прибыло в лагерь, и многих вынудили пешком пройти 75 километров от Замосця. Охранники, сопровождавшие строй, расстреливали тех, кто падал, – в назидание остальным. К концу июля комиссия направила в Майданек около 9000 польских перемещенных лиц[157].

Лагерь, и так переполненный