он совершил ошибку, но неужели эта женщина не может понять, что он любит ее. Еще там, у Накао, он влюбился в ее изгиб бровей, тонкую талию и яркие фиалковые глаза. А потом лишь шел к ней, желая лишь одного — однажды сжать ее в своих руках и больше не отпускать. И вот стоя позади нее, он готов был просто наслаждаться ее запахом, только бы она простила его за его маленькую ложь, позволила просто стоять рядом и наслаждаться ее плечами, изгибом спины и аккуратными лопатками. Ведь смотреть для него уже было удовольствие, которое она не могла отнять. А Мэл в эту минуту видела широкие брови и тонкий нос с небольшой горбинкой, пухлую нижнюю губу и тонкую верхнюю, яркие карие глаза, в которых она могла увидеть себя, так они были чисты и прозрачны. Питер обнял ее за плечи и легко поцеловал в висок: — Прости, — его дыхание опалило ее кожу и табун мурашек бросился наутек по ее спине.

— Тебе нужно переодеться, а здесь нет полотенца твоего размера, — попыталась Мэл отстраниться. Она еще не простила, рана была еще свежа, потому она хотела еще немного покапризничать и может завтра, отоспавшись, она, простит их. Но ей этого не мог дать Питер. Он не один ее мужчина и если сейчас он здесь, то он должен жить сейчас и здесь и ловить тот кусочек счастья, которое ему досталось в эту минуту.

Ее развернули и впились в губы и желанное слово «Прости» слышала Мэл при каждом его вдохе. Уже неважно, что она простила и вцепилась в его шею, неважно, что ее полотенце свалилось и даже отброшено его ногой к стене. Важен лишь этот поцелуй, захватнический, страстный.

— Нет, стой, у меня критические дни, — ахнула Мэл, отстраняясь от него, упираясь в каменную грудь ладошками.

Но Питер лишь сильнее прижал ее к себе, забрасывая ее руки к себе на плечи и поцеловав в кончик носа, прошептал: — Ничего, я не брезгливый. Если ты позволишь, я буду нежным и осторожным.

И она утонула в шоколаде его глаз, где плескалась любовь, желание, страсть: — Зачем ты исказил слова клятвы?

— Потому что я хочу их сказать только тебе, — привлекая ее к себе и тут же отпуская ее и опускаясь на колени, склоняя голову к полу и обхватывая ее ступни своими ладонями. — Я люблю тебя Мэлисента Стаакс и хочу посвятить тебе всю свою жизнь, примешь ли ты меня как мужа или оставишь другом? — и поднял голову, присаживаясь на пятки, правда не отпуская ее ступни, и в его глазах была такая мольба, что Мэл кивнула и наклонившись поцеловала его в губы, обхватывая его лицо ладонями.

— Приму как мужа.

А Питер уже вставал, хотя смотреть снизу на женщину своей мечты, была та еще боль и наслаждение. Тонкие запястья, талия, которую можно перехватить пальцами, полушария груди с розовыми сосками, и нежнейшие лепестки ее половых губ, проглядывающие сквозь тончайшее кружево, которые хочется раскрыть и языком слизывать влагу, дарующую величайшее наслаждение.

ГЛАВА 31 Я больше не буду врать, хотя ложь во спасение…

— Я никогда больше не обману, — шептал Питер ей в ухо, прижимая ее к себе и проводя ладонью по ее спине, ощущая ее позвонки, лопатки и спускаясь к ягодицам. Да, нужно быть осторожным, чтобы в критические дни ей не навредить, но и сдерживаться в ее присутствии больше невозможно. Член налился кровью и став каменным, терзал его болью, отрезая мысли, делая его своим рабом.

А Мэл с ее розовыми щеками, то ли от того, что он так близко, то ли от того что в ванной комнате резко подскочила температура, но прижалась к нему всем телом и даже потерлась сосками о каменную грудь, разжигая себя и его еще больше. Она хотела, чтобы сейчас ее любили, чтобы не дали утонуть в самокопании и просто дали выплакаться на мужском плече и пусть слезы будут от удовольствия, но она их выплачет.

А Питер не мог оторвать горящего взгляда от ее розовых губ, раскрасневшихся щек и глаз, в которых горел огонь страсти, от его прикосновений, его поцелуев, его ласки. От того, что у него в руках женщина, на которую стоит колом член и горит все тело, уверенности ему не придало, а то, что нужно быть осторожным, вообще сносило голову.

Мэл уже готова была сдать позиции, когда поняла, что ее прижали к стене спиной и включили душ. Когда струи теплой воды дотронулись до ее плеч, она вздрогнула. Это было как током по оголенным нервам, а Питер уже снимал с нее кружевное белье, одной рукой придерживая ее за талию. Может, боялся, что она сбежит? Да, она сама хочет его до безумия и ждет развязки со страхом, не зная, что он задумал, когда говорил про то, что он не брезгливый.

А Питер уже вставал перед ней, одной рукой перехватывая ее золотые волосы и заставляя ее откинуть голову чуть назад, впился поцелуем в ее шею, прихватывая губами бьющуюся жилку. Ой, если бы он был вампиром, он бы пил ее кровь до тех пор, пока не напился, а так он сейчас останется голодным. Он голоден этой женщиной, но навредить ей, значит навредить самому себе, своему будущему, потому лучше он будет голодным, но держать губами ее живую с пульсирующей жилкой жизни девушку в своих руках и не ворваться в ее глубины, была та еще мука. Его вторая ладонь уже хозяйничала у нее в промежности, заставляя ее скулить от желания более сильных ласк: — Не сейчас солнце, не сейчас. У тебя же эти дни, — шептал он.

— Да, фиг с ними. Я хочу тебя, — простонала она, ухватив теперь его за волосы и оттягивая его голову от своей груди, заставляя посмотреть на нее.

— А я…

— Давай, я хочу тебя, ну, сколько можно повторять, — заскулила Мэл, приподнимая ногу и пытаясь обхватить его бедра.

— Как скажешь, госпожа моего сердца, — улыбнулся Питер, радуясь, что сегодня и ему перепадет ее любви, что утолит его всепоглощающий голод по ее телу, по ее глазам, по ее душе. Подхватив ее под ягодицы, он заставил Мэл обхватить его бедра ногами и осторожно вошел в ее глубины, теперь его стон был слышен в помещении, где тихо стучали капли воды по кафелю. А Мэл ухватилась за его шею, повиснув на нем, и стала помогать им обоим, достигнуть кульминации.