Но Сали все помнила. Она присутствовала там в тот день. Цзяминь очень хотел отказаться. Он уверял, что Искатели ошиблись. Они явились к нему домой и подтвердили его принадлежность к линии Хана вопреки всем указаниям звезд… но это не могло быть правдой. Он был недостаточно силен. Он не хотел этой чести. Неслыханно! Каждый катуанский мальчик, каждая девочка мечтали стать Ханом. Все, кроме Цзяминя. Тогда маленькая неопытная Сали подумала: раз он отнекивается, значит, точно достоин. Теперь она знала правду. Цзяминь был искренен, но никто ему не верил. И она не верила.

Сали всегда была рядом — она стала Волей Хана сразу вслед за братом Цзяминя. И вот он погиб, как и его народ, а скоро умрет и она. Потому что Цзяминь не сказал «нет». Она присоединится к нему, пусть даже их города разгромлены, а племена рассеяны и порабощены. Она бросит сородичей, как бросил их он. Сали знала, что это правда, пусть даже не рискнула бы упрекнуть Цзяминя вслух. Она понимала его как никто.

Она догадывалась, что гибель Цзяминя не была случайностью. Он всю жизнь боролся со своим положением. Физическое преображение, которому подвергались те, кто становился Ханом, исказило его ум и покрыло шрамами душу. Необходимость быть достойным своего титула, тяжкое бремя правления и огромная ответственность изменили мягкий нрав Цзяминя, и он нашел для себя выход, не задумываясь о последствиях. О гибели городов. О порабощении сородичей. Об исчезновении Катуа.

Все потому, что он не сказал «нет».

Сали вновь закрыла глаза. Она думала о Незре, о своем народе, о погибших родных, о Мали. Быть может, последней в их роду. Семя, которое, вероятно, никогда не даст ростка. Мали. Ее сестра была еще жива. Где-то там, в землях Чжун.

Время шло, и сердце в груди Сали грохотало.

Она открыла глаза. Все стало совершенно ясно.

Она обняла своего самого давнего и близкого друга и поцеловала его в губы.

— Я знаю, что должна сделать. Ты не смог отказаться, а я смогу. Я должна это исправить. Прости, что не присоединюсь к тебе, Цзяминь. Только не сейчас. Ты поймешь.

Сали повернулась и вышла из зала, который должен был стать местом ее упокоения. Она толчком открыла дверь, напугав ждавших ее Джамсу и шаманов.

Старший шаман ахнул:

— Сальминдэ, что ты делаешь? Обратной дороги нет. Ты должна остаться и исполнить свой долг как Воля…

— Я еще не закончила, — прервала Сали и зашагала прочь от храма, не оглядываясь. — Объявляю себя Искателем Души. Я отыщу следующего Хана.

За время своей долгой и насыщенной жизни Тайши многое узнала, испытала и приобрела. Она владела редким и смертоносным умением и была одним из сильнейших военных искусников своей эпохи. Она могла скользить по воздуху, одним ударом разбить камень, послать шепот за сто шагов от себя. С большинством противников она бы справилась одной рукой — впрочем, выбора у нее все равно не было. Ее способность усмирять врагов с помощью боевого искусства и злого языка вошла в легенду. Что вообще в этом мире не под силу Тайши?!

Например, развести огонь.

Небо затянулось грозовыми тучами, и у Тайши было мрачное настроение. Она знать не желала, где находится Королева и ее треклятые дети. Тайши провела почти весь вечер в тени каменного уступа, поросшего колючими грушевыми деревьями, пытаясь одной рукой высечь огонь. Два часа — и ни одной искры.

Тайши не испытывала такой досады с тех пор, как провела месяц, преследуя одного монаха-убийцу, и только после поимки обнаружила, что этот лысый толстяк не тот, кто ей нужен. Или с тех пор, как впервые встретилась с Ханом, и вместо смертного боя они занялись игрой в гляделки — оба простояли неподвижно четыре часа. Впрочем, эта стычка была напряженной и волнующей. Юное, безупречно сложенное тело. Черные бездонные глаза…

Тайши заставила себя вернуться к мерзкому, жалкому, мокрому настоящему и с отвращением отшвырнула кремни. Лучше бы она освоила умение воспламенять воздух! Один из ее бывших любовников, пухлый и веселый Чакан, это умел. Люди, жившие к западу от Шуланьских земель, практиковали военное искусство, которое было таким же причудливым, как татуировки, украшавшие их лица. Чакан мог воспламенить собственную руку; язычки огня начинали бегать по его телу, если ему того хотелось. Эта способность была не самой могучей и полезной, однако из нее получалось отличное развлечение на вечеринках. Правда, однажды, когда Чакан спьяну начал хвастаться, он сжег дотла летний дом высокопоставленного лауканского чиновника. Разумеется, Чакан бежал из Просвещенных государств, прихватив с собой пожитки Тайши из той комнаты, в которой они жили вместе. Больше о нем никто ничего не слышал. Лучше ему было и впредь считаться безвестно пропавшим. Приказ об аресте Чакана действовал четырнадцать лет, и срок еще не истек, хотя наверняка его это беспокоило меньше всего.

Тайши подняла голову. Тучи над головой зарокотали. С тех пор как Король ушел на отдых, резко похолодало. Несколько дождевых капель упали на траву рядом с укрытием, давая понять, что будет дальше. Без огня, без порядочного места для ночевки Тайши и Цзянь были обречены на еще одну тяжелую ночь.

Она признала, что плохо продумала план бегства. То есть вообще не продумала. Во-первых, Фаару чуть не опоздал. Тайши едва успела вовремя добраться до рощи — ей по пути то и дело приходилось останавливаться и спрашивать дорогу. Тайши обрушилась на телохранителей Цзяня в последнюю минуту. Иначе она… скорее всего, по-прежнему наслаждалась бы роскошью Небесного дворца, или сопровождала князя Саана, также ни в чем не нуждаясь, или жила в Облачных Столпах. Тайши стиснула зубы и оценивающе посмотрела на самодельное ложе из хвороста. Если так подумать…

Но она спасла Цзяня — и больше ни о чем вперед не задумывалась. У нее не было ни припасов, ни лошадей, ни укрытия… вообще ничего. Последние четыре дня они с мальчишкой двигались на северо-запад в направлении Облачных Столпов, но до дома было несколько сотен километров, так что, наверное, не то чтобы она всерьез рассчитывала до них добраться. Просто Тайши больше не знала, куда идти. В душе она удивлялась, что их до сих пор не схватили.

Ее взгляд упал на лицо Цзяня. Мальчик выглядел так безмятежно, почти невинно, когда спал под одеялом из сырого мха; он совсем не походил на рассеянного избалованного сопляка, которым становился по пробуждении. Тайши закрыла глаза и решила, что думать так о Цзяне несправедливо. Мальчик не виноват. Его всю жизнь пичкали лестью и ложью.

Но все-таки отчего она рискнула жизнью и репутацией, чтобы спасти Цзяня? Неблагодарный малец не умолкая ныл во время бегства. Предположим, защитить беспомощного мальчика от убийц — правильный поступок. Но мир полон зла. Люди умирают ежеминутно. Одним трупом больше. Почему она позволила себе ввязаться в эту историю?

Тайши всю дорогу пыталась осмыслить то, что произошло. Разум твердил, что мальчик все еще важен, даже если пророчество не сбылось. Если Хан действительно погиб, ничего не поделаешь. Но что, если пророчество означало нечто большее — или если его с самого начала истолковывали неверно? В таком случае было глупо избавляться от Цзяня. Правители поступили непредусмотрительно, они больше думали о расходах и о том, что опасно оставлять живую легенду на воле. Живая легенда, окруженная поклонением, может сделаться могущественным врагом или орудием в руках соперника. Никто из правителей, за исключением разве что Саана, не верил на самом деле в пророчество Тяньди. Они согласились подыграть, только чтобы умилостивить старого императора и успокоить суеверное простонародье.