правильных слов не существует. В мыслях и чувствах все честно. Но когда ты пытаешься затолкнуть их в слова, они теряют былую форму, начинают блестеть дешевым люрексом и переливаться штампованными стишками с открыток. Банальное утешение, дежурный комплимент. Отсюда и парадокс: я точно знала, что в нем нет никакого уродства, только не теперь, но я не могла сказать об этом. Потому что кого обычно пытаются подбодрить? Правильно, того, у кого есть проблема.

Но и просто уйти я не могла. Я сейчас не психотерапевт, а он – не мой пациент. Никогда не будет, потому что врач должен оставаться нейтральным, а я не могу. Уже не могу.

Поэтому я не выдержала, подошла к нему ближе, прильнула к его спине, обнимая, а руки сомкнула у него на груди. Мне хотелось, чтобы он чувствовал: я рядом. Была рядом тогда и буду, когда он захочет. Но, вот честно, это прикосновение не было на сто процентов платоническим. Не просто ободряющий жест и то, что монашкам дозволяется. В моем объятии был не легкий намек, а чуть ли не прямое предложение. Понятнее только словами.

Я очень надеялась, что он поймет меня… Хотя о чем это я? Он всегда понимает. Нужно, чтобы он принял это предложение, чтобы хотел так же сильно, как я. И тогда ему нужно лишь развернуться, и мы будем стоять так близко, что уже все понятно, останется лишь чуть-чуть наклонить голову, коснуться губами губ…

Но ничего не было. Облом, достойный шекспировской драмы. Он осторожно развел мои руки и отстранился. Он улыбался – мягко, корректно и непонятно. Я тоже улыбнулась – с легким смущением. За эти годы я стала неплохой актрисой и могла изобразить что угодно. Не так важно, что я при этом чувствую. Сейчас вот я сочла, что лучшим выходом из неловкого положения будет самоирония. Вроде как я просто хотела развлечься, но если нет – то и ладно.

– Думаю, мне пора, – сказал он.

– Да… Уже поздно. До завтра!

Я проводила его до двери, продолжая все так же кретински улыбаться. Он вышел, щелкнул замок. Мне захотелось разбить что-нибудь о стену. Например, собственную голову.

Меня только что продинамил мужчина. И это унизительно, я себя теперь какой-то озабоченной чувствую! Мы ведь сейчас должны думать о расследовании смерти моей сестры – и не важно, что я ее совсем не знала. Мне полагается быть серьезной и собранной, а не мужиков соблазнять! Что он теперь подумает?

Это был неслабый пинок по самолюбию. Я-то себя считала вполне привлекательной женщиной. Не супермодель, конечно, но и не из тех, кому приходится просить о внимании. А он, кажется, даже секунды не сомневался! Сразу перешел в режим «Отлипни, женщина, не для тебя моя роза цвела!»

Но хуже всего было от того, что меня оттолкнул не какой-то мужчина, а именно этот мужчина (хотя с чего бы мне лезть к первому встречному?). Тот, который стал бы моим, будь я когда-то внимательней и чуть умнее.

Как и следовало ожидать, наравне с унижением и злостью в моей душе бушевал страх. Уже знакомый, все тот же: что я буду делать, если Влад уедет и бросит меня? Это дело и раньше было странным. Теперь же замаячила какая-то непонятная секта, которая существует чуть ли не дольше, чем я живу. Справлюсь ли я одна с этим? Нет, не так… Хватит ли у меня выдержки и смелости хотя бы попытаться справиться?

Но Влад не уехал. У него подтвердилась удивительная суперспособность: делать вид, что ничего не было. Повезет его жене.

Нам даже не пришлось преодолевать неловкое молчание, он сам подал тему для разговора.

– Я нашел кое-что интересное по этой секте.

Я прекрасно знала, что он собирает информацию не сам. Это был бы просто кадр из голливудского фильма: детектив-одиночка, просиживающий ночь перед монитором, составляющий невнятные таблицы на магнитной доске… Но – нет. Когда Владу нужно было что-то узнать, он платил информаторам, и те давали ему готовые ответы. Я не спрашивала его, кого он нанимает и сколько денег на это уходит, да он и не сказал бы мне. Однако я была ему благодарна за такой подход.

Вот и теперь люди, для которых сбор данных – профессия, за ночь выяснили то, на что у нас ушли бы недели. Влад попросил их узнать, где находилась секта в тот период, когда якобы повесился Эндрю Мартин. И тут выяснилось любопытное: секта тогда базировалась в Огайо. Очень и очень недалеко от того места, где нашли его труп. Настолько недалеко, что и машина не нужна, можно дойти пешком. Да, это отнимет несколько часов, но можно же!

Влад открыл на планшете карту и показал мне зеленый участок.

– Вот тут они обосновались, причем торчали там несколько лет, сколько именно – выяснить сложно. Они ж как тараканы: поселяются нелегально, ни перед кем не отчитываются.

– Они просто жили в лесу?

– Это не совсем лес. Там располагается заброшенный лагерь отдыха – можно воспринимать его как аналог пионерского лагеря. Он закрылся за несколько лет до того, как туда пожаловала секта, так что им было где обосноваться.

– Подожди, но если об этом знали, почему их не выгнали оттуда?

– Полиция, видимо, решила, что это меньшее зло. «Дорога домой» считалась мирным сообществом, без очевидной религиозной направленности. Миссис Джексон – яркий пример того, что внешний мир воспринимал их в первую очередь как хиппи. Ну, живут себе, как стадо овец, какой от этого вред? Если бы они вот так вселились в город или даже поставили палатки возле города, к ним отнеслись бы иначе. Но, обосновавшись в лагере, они вроде как избавили полицию от нехилой головной боли.

Можно было догадаться, о чем он. Лагерь, не отмеченный на современных картах, был в равном отдалении от нескольких городов, но при этом сам по себе. Такие места обычно любят алкоголики, наркоманы, насильники, воры и прочая неприятная публика. Они и менее пригодные для проживания места занимают, а тут – целый лагерь! Курорт просто.

Секта в этом плане действительно безопасней, как бы иронично это ни звучало. Целое сообщество – это не преступник-одиночка, убежать куда сложнее. Гораздо выгоднее поддерживать с полицией мирные отношения. А если еще приплачивать за вовремя закрытые глаза – совсем красота будет. Так что «Дорога домой» выполняла роль бесплатного смотрителя злачного местечка. Или приплачивающего смотрителя?

– Нам важно и вот что: они уехали оттуда вскоре после смерти Мартина, – добавил Влад. – Не сразу же, где-то месяц прошел.

– Сразу же было бы слишком подозрительно. Но если учитывать, что до этого