Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ненавижу винегрет, — процедила Лина из вредности, хотя на самом деле винегрет ела с удовольствием.
Она думала, что Маргарита Ильинична огорчится, но та согласно пожала плечами:
— Ну что же, придётся тебе обойтись одними коржиками. Если ты не возражаешь, то зайдём в магазин и купим молока.
Ещё бы возражать! Удача сама катила в руки, потому что путь в фермерский магазинчик пролегал через широкую трассу со множеством фур и грузовиков. От радости Лина удостоила взглядом Галю и подмигнула Ромке.
Тот оторопело уставился на её сияющее лицо:
— Ты что, пятёрку получила?
— Ага. Две пятёрки и одну четвёрку, и скоро получу приз, — загадочно сообщила Лина.
На неё нахлынуло чувство безудержного веселья, и она всё время хихикала, пока не стала икать.
— Прекрасно, что у тебя хорошее настроение, — заметила Маргарита Ильинична, — мы редко видим твою улыбку.
По мере приближения к дороге Лине становилось тревожнее и радостнее.
Маргарита Ильинична остановила детей у светофора. Рабочий день закончился, и транспортный поток шёл такой плотный, что дорогу с успехом удалось бы пересечь по крышам машин, перепрыгивая с крыши на крышу.
«Вот здорово было бы выложить такую запись!» — подумала Лина, сжав в кулаке включённый мобильник. Её вдруг пробила дрожь, и стало страшно. Расширенными глазами она вычленила синюю фуру, идущую между маршрутным такси и красным внедорожником. Отблеск лобового стекла мешал рассмотреть водителя, чьё лицо маячило в кабине белым пятном. Маршрутка резко затормозила, пропуская легковушку, фура прибавила ход. На той стороне улицы Лина заметила яркое пятно женской куртки, то появляясь, то исчезая среди прохожих, оно отвлекало внимание от опасности и становилось не так боязно. Задержав взгляд на куртке, Лина вытянула вверх руку с зажатым мобильником и рванула наперерез фуре.
Дикий крик позади гранатой взорвал воздух:
— Нет! Стой!
* * *
Рита очнулась от того, что стоит на четвереньках и всем телом прижимает к земле дрожащую Лину. Рядом матерятся водители и гудят машины. Чтобы сфокусировать зрение, пришлось потрясти головой. Взглядом Рита зацепила своих детей. Они не успели сойти с перехода. Обнявшись, Рома и Галя прижались друг к другу, и в их глазах застыли ужас и непонимание, настолько мгновенно всё произошло.
— Тупая курица, смотреть надо за детьми! Я из-за вас под суд не хочу! У меня свои дети есть! — захлёбываясь от ярости, орал мужчина в спецовке. Его красное лицо лоснилось от пота, и он ежесекундно вытирал шапкой лоб.
— Лишать таких материнских прав! Пьяная небось! — вторила ему дама с лакированной сумкой.
Сумка качалась перед лицом Риты, и чтобы встать, ей потребовалось отвести её рукой в сторону.
— Ты жива? — спросила она Лину, хотя видела, что та цела, но очень испугана.
— Жива.
Из разбитой губы у Лины текла кровь, а бледное лицо подёргивалось в судороге. Всхлипывая, она потянулась к обломкам телефона под колёсами машины и внезапно завыла на тонкой высокой ноте:
— Уууу! Ууууу!
— Забирай ребёнка и уматывай прочь с дороги, пока я тебя не прибил! — закричал водитель.
У Риты кружилась голова, поэтому она говорила через дурноту, каким-то чужим, скрипучим голосом, словно ворона каркала:
— Извините нас. Я не пьяная. Вы в порядке?
Водитель поперхнулся на полуслове, махнул рукой и сел в кабину:
— Будешь тут в порядке, когда сумасшедшие под колёса кидаются.
Поток машин потёк дальше, разветвляясь на боковые улицы. Чтобы прийти в себя, Рита некоторое время стояла на тротуаре, пока Галя не дёрнула её за полу куртки:
— Мама, ты разорвала джинсы.
— Ерунда, — Рита посмотрела на содранные в кровь ладони, — джинсы я переживу. Слава Богу, что мы невредимы. — Она обмотала рану на руке носовым платком и крепко взяла Лину за шиворот. — Больше я тебя не выпущу, до дома пойдёшь под конвоем.
Та не сопротивлялась и не выворачивалась, видимо, понимала неотвратимость наказания.
— Она специально, как тогда, со статуэткой! — взорвался Рома. — Её надо на поводке водить, словно собачку!
От крепко стиснутых губ его подбородок заострился и личико стало почти треугольным. Рита впервые видела сына в таком гневе. С резким напором он подступил к Лине:
— Признайся честно, что ты специально! Я видел, ты специально!
Лина возвышалась над ним на голову, но он не позволял ей отвернуться, настойчиво повторяя свой вопрос:
— Скажи, не ври!
— А если и специально, тебе какое дело? Хочу и бегу. Ничего же не случилось. И не твой, а мой телефон раздавили.
— Так тебе и надо, — голосок Гали прозвучал колко и зло.
Рита чувствовала себя измотанной до предела, поэтому не стала вступать в спор или читать нотации, а коротко сказала:
— Дети, разбираться будем дома. — Она слегка встряхнула Лину за воротник и добавила: — Нам ещё предстоит разговор с твоей мамой.
* * *
Шофёр фуры Сергей Иванович Судзянко, пятидесяти лет от роду, женатый, несудимый, сам не понимал, каким чудом удалось затормозить. Руки и ноги сработали раньше, чем глаза успели заметить метнувшуюся под колёса девчонку. Большегрузная машина раздавила бы её как летнюю мошку. На долгом шофёрском веку ему много раз доводилось видеть тела, перемолотые в кровавую кашу. Чтобы вернуться в реальность, он посмотрел на свои пальцы, сжимавшие руль, и они показались ему чужими, незнакомыми. Ещё чуть-чуть, и его руки сотворили бы убийство, хотя и невольное.
Проехав с полкилометра, Судзянко отвёл машину к обочине, уткнулся головой в руль и зарыдал, чувствуя, как тело сотрясают волны нервной дрожи.
Двадцать лет за рулём, и ни одной аварии! Не то что человека — кошки ни разу не задавил, а тут ребёнок — девчонка без материнского пригляду! И даже если бы с помощью видеорегистратора суд установил невиновность шофёра, то самому как дальше жить, зная, что на твоей шее висит такой страшный груз?
Он нашарил под сиденьем ветошь, вытер мокрое лицо и закурил, затягиваясь до темноты в глазах. Склонности к курению Судзянко не имел — так, держал пачку сигарет на всякий случай, друзей угостить или как сегодня — для употребления в экстренных случаях. Табачный дым царапал горло, но прочищал мозги.
На прошлой неделе Сергей Иванович получил разрешение на работу в России и до сего момента пребывал в состоянии радостного подъёма. В той местности, откуда он перебрался в Петербург, нормальной работы не имелось от слова «вообще». Знакомые перебивались случайными заработками или ездили гастерить в Европу. Само собой нелегалами. Для Судзянко подобный расклад не подходил. Был он мужиком основательным и не желал вздрагивать