– Странно, – сказал Майкл, зевая. – С тех пор как кончиласьвойна, они обычно по понедельникам не летают. Они все суеверные, а понедельнику них тяжелый день. В воскресенье они пьют амортизационную жидкость, а впонедельник у них болит голова, поэтому они изучают биографию дядюшки Джо.

Хантер Младший снял висевший на стене полевой бинокль,приблизил к глазам, еще больше удивился:

– Слушай, Майкл, там правда что-то необычное происходит. Двагенерала суетятся у одного самолета. Так… запустили двигатель, убрали колодки…Майкл! – воскликнул Билл возбужденно и хватаясь за микрофон. – Смотри, что онделает! – И нервно прокричал: – Внимание, вызываю дежурное звено!

Радио отозвалось голосом капитана Ричарда Торндайка.

– Дик, – сказал ему Хантер, – русские проявляютподозрительную активность. Запускайте двигатели и будьте готовы в к взлету.

– Есть, сэр!

Одинокий самолет на той стороне несся поперек летного поля,оставляя за собой тучу пыли.

Одновременно послышался звук запускаемых двигателей самолетадежурного звена.

– Майкл! – сказал Хантер.

– Билл! – взволновался наконец и Погарек.

И оба замолчали, завороженно глядя на советский самолет,который на той стороне взлетел, шасси убирать не стал, поднялся не выше десятиметров и на эту сторону пошел на посадку.

– Мы выруливаем, сэр! – послышался из приемника голосТорндайка.

– Подождите, – остановил его Хантер. – Выруливать поздно.

Все произошло слишком быстро для того, чтобы сообразить ипринять хоть какое-то решение. Самолет с красной звездой на киле уже сошел спосадочной полосы и рулил прямо к командному пункту на такой скорости, какбудто собирался идти на таран. А к нему с разных сторон неслись автомобили всехаэродромных служб: пожарная, «Скорая помощь» и джип военной полиции.

Когда майоры Хантер и Погарек выскочили из своей будки, одиниз советских летчиков уже заглушил двигатель и спрыгнул с крыла на траву, адругой замешкался. На всякий случай, чтоб он не вздумал взлететь, джип военнойполиции стал перед носом самолета поперек. Шесть солдат с буквами «МР» накасках высыпали из джипа и взяли оружие на изготовку. Летчик был лет сорока с небольшим,в синих галифе и кожаной куртке бордового цвета. Под наполовину расстегнутойкурткой виднелась гимнастерка, украшенная Золотой Звездой Героя СоветскогоСоюза.

Когда Хантер и Погарек к нему приблизились, советский летчикотдал им честь и спросил первого:

– Майор Хантер?

– Хантер Младший, – поправил Билл с таким достоинством, какбудто был старшим. – А вы полковник Опаликов?

Летчики той и другой стороны, переговариваясь по радио,обозначали себя номерами, но командиры американской и советской частей зналидруг друга по фамилиям.

– Что вам случилось? – спросил по-русски Погарек.

– Ай сик, – ответил Опаликов по-английски.

– Ю ар сик? – переспросил Погарек и перешел на русский: – Выхотите рассказывать, что вы болной?

– Ноу, – возразил полковник. – Ай эм сикинг фор политикалэсайлем. Ищу политического убежища.

Американцы переглянулись, подумали. Хантер сказал:

– Давайте пройдем сюда.

И скрылись в помещении командного пункта. Чонкина с собой непозвали. Он остался у самолета и, не зная что делать, решил его охранять. Хотякакая охрана без оружия? Тем не менее он занял позицию между воздушным винтом иполицейским джипом. Между ним и джипом шесть крупных американцев с буквами «МР»на касках стояли, направив на него автоматы, но он смело смотрел на них исдаваться не собирался.

В это время к месту происшествия подкатила запряженная паройлошадей телега с черным солдатом на облучке. Этому солдату здесь делать былоявно нечего, его сюда привело праздное любопытство.

– Эй, Джон! – увидев его, оживился Чонкин. – Здорово! Каквообще жизнь-то?

Побитой собакой явился Лаврентий Павлович к ИосифуВиссарионовичу. Еще от самых ворот он снял свою шляпу и на ходу, согнувшись втри погибели, обмахивал ею лысину, не потому, что было невыносимо жарко, апотому, что в эти движения он вкладывал какой-то покаянный и самоуничижительныйсмысл.

– Ты почему один? – спросил его сурово Иосиф Виссарионович.– Разве я тебя одного приглашал?

– Коба, дорогой! – воззвал Берия плачущим голосом. –Произошло непредвиденное. Этот летчик, который должен был доставить нашегокнязя, оказался предателем. Он оказался такая сволочь, что ты даже не можешьсебе представить. Вай-вай-вай! – Берия качал головой и закатывал глазки,показывая своему собеседнику, что он слишком чист и доверчив, чтобы вообразитьсебе, какая сволочь этот проклятый летчик. – Ты представляешь, истребитель,полковник. Герой Советского Союза. Племянник нашего крупного ученого академика– и предатель.

– Какого академика? – поинтересовался Сталин.

– Знаешь, такой был Григорий Гром-Гримэйло.

– Гром-Гримэйло? – нахмурился Сталин. – Он племянникГрома-Гримэйло, и ты его упустил? Да ты не дрожи, как собака, я тебя пока неубиваю. Пока. – Он сел на скамейку, сцепил на животе пальцы, вялые, каксосиски. – Рассказывай!

Берия рядом сесть не решился и рассказывал стоя. Рассказал,как полковник Опаликов перелетел в американскую зону и попросил политическогоубежища.

– Чем он объяснил свое желание?

– Недовольством внутренней политикой СССР.

– А, – Сталина это сообщение почему-то успокоило. –Недовольство, это ладно. Я тоже недоволен внутренней политикой СССР, да ивнешней, пожалуй, тоже.

– Но на самом деле, – продолжил Берия, – как мне доложилначальник Смерша, Опаликов сделал это назло генералу Просяному, за то, что тотспал с его женой.

– Ну, это тоже понятно, – благодушно сказал Сталин. – Я бытоже сбежал в таком случае. Хотя нет, в таком случае я сначала застрелил быжену и генерала Просяного, а потом сбежал. Кстати, этого генерала снять сдолжности и разжаловать. А что, скажи мне, этот Опаликов никакой третьейпричины своего бегства не выдвигал?

– Да как будто нет, – сказал Берия.

– Ага, ну и ладно. Теперь скажи мне про князя Голицына. Онтоже сбежал?