Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потому что в мире моих предков, – промямлил я, – этически ориентированная магия не имеет резонанса. Поэтому я всего только и мог, что зачаровывать колечки, и то на один раз…
– А твой отец?
Я вздохнул:
– Времена Кристаллов прошли. Мой отец когда-то мечтал поступить в университет и изучать магию теоретически, но я же рассказывал – бедность…
– Он был по-своему счастлив, – мягко сказал Микель. – Семья – это ведь ценность, так?
– Разумеется, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно. – Эпохи меняются, на смену магам приходят купцы…
– А прежние могучие маги в твоем мире остались, как ты думаешь?
Я вспомнил своего черного покупателя.
– Да, – сказал очень тихо. – Они остались… и они… действительно могучие.
И вдруг подумал: а ведь мой враг наверняка тоже Кристалл. Может быть, из другой родственной ветки.
– Леон, ты тоже все это умеешь, – неторопливо продолжал Микель. – Тебе подвластна и магия прагматизма, и магия доминирования, магия идеи и магия пути, и чистое разрушение тебе подвластно, но ты боишься даже пробовать. Ты как певец, в совершенстве исполняющий ноту «до». Но этого недостаточно. Понимаешь?
– Умом – да, – сказал я искренне.
Он вздохнул:
– Я пытаюсь до тебя достучаться, как дятел до упрямого дерева…
– Я не могу иначе, – пробормотал я. – Я могу научиться колдовать без слов и знаков, чувствовать и переключать потоки энергии, кое-как превращаться в мышь… Я знаю, как работает блокчейн и фондовый рынок… Но не различать добра и зла я не могу. Даже когда выбираю зло.
Он сдвинул брови и глянул на модель мира у себя на столе. Мерцающие сферы дрогнули и покачнулись на орбитах, а может быть, мне померещилось; на всякий случай я часто замигал и вытер глаза рукавом:
– Микель, а…
Я давно хотел задать ему этот вопрос, но мой язык всякий раз цепенел, будто на него наложили запирающее заклятие. Я думал, язык откажет и сегодня, но неожиданно для себя спросил:
– Этот человек… Который меня вам продал. Вы разыскивали его специально, давали заказ, чтобы купить именно меня?
– Честный ответ тебя расстроит, – сказал он, подумав. – Может, обойдешься?
– Ну раз уж я спросил, – я разозлился на себя, теперь почти точно зная, что он скажет.
– Тот человек разыскал меня и обратился ко мне, приложив немало усилий, – сообщил Микель. – Он был уверен, что ты представляешь невиданную ценность, и он заключает со мной сделку века. Он ошибался насчет тебя. Я взял тебя из жалости, на первый взгляд ты показался мне совершенным неудачником… Очень огорчился?
– Я уже поверил, что я какой-то исключительный, – сказал я горько.
– Ты исключительный, – он серьезно кивнул. – Знаешь, когда я смотрю обычно на людей – и на магов, – я вижу их судьбу. Все развилки принятых решений наперед. А у некоторых нет и развилок, они просто текут, как река по равнине, без поворотов…
– А я?! – Нет бы мне помолчать, вечно перебиваю без спроса.
– А у тебя нет предопределенности. – Он задумался, будто подбирая слова, хотя это было не в его привычках. – Ты из тех, кто решает и резко меняет судьбу, и меняется сам, в этом прелесть власти – но и риск огромной ошибки…
И он замолчал, и я совсем уверился, что сейчас он отправит меня спать. Но вместо этого он вдруг посмотрел мне в глаза:
– Мне нужно отлучиться из дома, Леон.
– Пожалуйста, – разрешил я, хотя ему мое разрешение требовалось, как бабочке пропеллер. Он то и дело отлучался, иногда каждый день. Чтобы ходить между мирами в одиночку, ему не нужна была помощь Герды.
– До завтрашнего полудня, – сказал он, будто не заметив моей насмешки. – Ты останешься один. Герда на верфи, за нее я спокоен. А ты, я надеюсь, достаточно взрослый мальчик, чтобы поужинать в одиночку и заказать себе завтрак.
Никогда прежде он не предупреждал о своих отлучках с такой торжественностью. Я насторожился.
– Связи не будет, – сказал он небрежно. – И, стало быть, не будет контроля.
Я всегда знал, дома Микель или нет. Но знал и другое – где бы он ни был и в каком океане ни пропадал, он видит и контролирует каждый мой шаг. Я привык к этому, как люди привыкают к силе земного тяготения. То, что он сейчас сказал, означало выход в невесомость.
– И далеко вы… направляетесь? – спросил я с дурацкой улыбкой.
– Далеко, – он посмотрел на модель сопряжения миров, выстроенную на столе. – Так далеко, что я на время перестану существовать, – он вдруг улыбнулся, будто предвкушая каникулы. – А ты остаешься на хозяйстве, Леон. Не слишком-то балуйся, в полдень я вернусь, так что веди себя хорошо!
Я закивал так энергично, что чуть шею не свернул.
Вечеринка
Кот за двери – мыши в пляс.
Вот, казалось бы, встречаясь с влиятельными людьми под крышами небоскребов, обедая с серьезными партнерами в дорогущих ресторанах, распоряжаясь суммами, о которых большинство людей не может и помыслить, я должен был себя чувствовать свободным. Но поводок, который однажды надел на меня мой учитель, невидимый поводок напоминал о себе; я ощущал надзор, даже когда Микеля не было дома или сам я задерживался в городе. Теперь я осознал себя ребенком, которого впервые оставили дома без присмотра.
Во-первых, я позвонил своему финансовому консультанту и договорился провести завтрашнюю встречу удаленно, по видеосвязи. Он удивился, но почти не подал виду. А это была моя страховка на случай неудачного утреннего оборотничества – разговаривать через компьютер прилично, даже когда у тебя хвост на заду, а в крайнем случае можно вовсе не включать камеру.
Во-вторых, я спустился в мастерскую и сидел за работой до полуночи. Микель мне такого не позволял, он, в отличие от родителей, жестко контролировал мой распорядок дня: будильник в шесть утра, в постели в десять вечера. Вне дома я не мог применять магию от заката до рассвета, зато на ночь весь дом оказался в моем распоряжении, три этажа, чердак, подвал и мастерская.
Я упивался силой станков, которые сверлили и шлифовали, плавили золото и серебро, и давали возможность работать хоть под лупой, хоть под микроскопом. У меня была коллекция умных вещей, которые я сделал, урывая минутку от учебы и бизнеса: саксофон, на котором мог играть только тот, кто ни разу в жизни не брал в руки музыкальных инструментов. Клавиатура для компьютера, которая сама под пальцами сочиняла стихи (правда, плохие). Бубен, способный вызвать запахи (иногда слишком сильные). Бумажный самолет размером с муху, выписывающий фигуры высшего