написанное Петром, получил ключи. Едва вошел в дом, сразу же стал узнавать его по описанию Лопухина. Теперь надо было найти вход в подполье. Теперь — вниз. Внизу раздался шорох. Крысы, подумал Корсаков. Или кроты? Ну все равно, надо лезть. Включил фонарик, успел увидеть несколько крыс, убегавших в разные стороны. Где-то тут, справа, должен быть стеллаж. Точно. А внизу — металлический короб, завернутый в мешок. И он на месте. Тяжелый, черт. Корсаков вытащил мешок наверх, закрыл подпол и подумал, что крыс он все-таки боится. Мерзкие твари!

В мешке, кроме короба, о котором говорил Лопухин, лежал еще один сверток. Выглядел он новеньким, недавно упакованным. Лопухин о свертке ничего не говорил, только о металлическом коробе, значит, появился сверток уже после его отъезда. Или он туда и вовсе никогда не лазил? Ладно, разберемся. Корсаков открыл короб, внутри которого лежали два больших пакета, обернутые в мешковину. В одном пакете хранились старинные газеты и журналы. Точнее, вырезки из них. С фотографиями семьи последнего российского императора Николая Романова. Чаще всего попадались фотографии цесаревича Алексея, и Корсакову стало казаться, что есть какое-то неуловимое сходство между Алексеем и Петром Лопухиным, который живет сейчас в подмосковном поселке в доме сестры Корсакова Нади. Второй пакет хранил письма и какие-то документы, написанные примерно в то же время, может, чуть позже. В третьем, новом, пакете лежал тщательно упакованный ноутбук. Модель, правда, старая, примерно десятилетней давности, но «Тошиба» есть «Тошиба». Ноутбук работал.

Сначала Корсаков изучал содержимое тех пакетов, о которых узнал от Лопухина, доставая лист то из одного пакета, то из другого. Перечитывал, то глотая целые абзацы машинописного текста, то вглядываясь в узорчатую вязь письма с «ятем» и прочей дореволюционной буквенной бижутерией, то разбирая неровный почерк человека малограмотного, но уверенного в том, что его все поймут. Потом перешел к ноутбуку. Судя по флажку, всплывавшему почти на каждом файле, прежним хозяином этой «Тошибы» был человек по имени Максим Кузнецов. Кузнецов, судя по количеству созданных им файлов, проделал огромную работу, и странно было, что он не воспользовался ее плодами. Во всяком случае, файлы эти были разрозненными, не сведенными в какой-то связный текст, и это удивляло. Удивляло тем больше, что даже в названиях файлов и в компоновке, в распределении их по папкам чувствовалась логика изложения. Кузнецов настолько четко определил цель исследования и наметил свой путь к этой цели, что удивление Корсакова только увеличивалось! Почему собранные файлы так и остались разрозненными?! Это стало еще более интересно, когда Игорь понял, к чему сводились исследования Кузнецова. Он шел тем же путем, которым сейчас идет и Корсаков. Кузнецов много лет назад шел по следам таинственной истории, связанной с расстрелом семьи бывшего императора всероссийского Николая Романова летом тысяча девятьсот восемнадцатого года. Еще больше удивился Корсаков, когда из документов и записей понял, что к этому событию, к расстрелу, мог иметь прямое отношение дед Кузнецова, молодой венгр по имени Миклош Сегеди. В более поздних документах он уже именовался Михаилом Сеглиным и, судя по всему, сделал довольно успешную карьеру в Советской России. Интересно, интересно…

Корсаков раскладывал по полочкам и перекладывал с места на место информацию, найденную до него и сложенную в этот металлический короб. Другой вопрос, конечно, заключается в том, как этот короб попал сюда? Если верить Лопухину, то короб этот появился в подполе вскоре после исчезновения его отца, охотника Алексея. А что, если Алексей не погиб, как все считали? Что, если он просто исчез? Почему? Да мало ли почему! Ну, например, просто пришлось скрыться. Именно! Он вынужден был скрыться по какой-то причине.

Царевич Алексей скрылся, и вместе с ним ушли люди, которые всегда находились рядом? Может быть, как раз те самые офицеры, о которых так много сказано в найденных документах. Они отправились вместе с Алексеем, сопровождая и оберегая его. А таскать с собой металлический короб не решились. Ну зачем им такая ноша? Толку никакого, а помешать может. Кроме того, если путь, в который они отправились, казался им рискованным, то документы в самом деле лучше оставить тут, в доме, где они спокойно будут лежать и ждать своего часа. Документы не люди, ног не имеют, и сами по себе никуда не денутся, пока о них не станет известно. Логично? Логично! Так, что дальше?

Корсаков снова зарылся в документы. Все, что он узнал из «досье Степаненко» казалось теперь мелочами в сравнении с тем, что лежало перед ним. Если правда хотя бы половина из того, о чем тут рассказано, многие страницы истории двадцатого века надо будет переписывать!

Странным образом в эту ночь все улеглось в голове Корсакова в четкую последовательность и просилось на бумагу. И не только на бумагу. Сейчас, понимал он, можно и нужно решать две главные задачи. Первая — доминирующая — состояла в том, чтобы снять все вопросы относительно документов, лежавших перед ним. Уверенность уверенностью, а факт фактом. Если для серии статей материалы наберутся, то для серьезных заявлений их может и не быть вовсе. К этим материалам следовало добавить некую конструкцию, основанную на фактах и доказательствах. Все-таки то, что он собирался публиковать, можно рассматривать как антипрезидентское, а то и антигосударственное выступление. Ведь в свое время Президент России своим присутствием на церемонии захоронения останков Романовых в Петропавловской крепости придал ей официальный характер. А он, Корсаков, теперь намерен своими публикациями объявить, что в Петропавловском соборе захоронен неизвестно кто! Это, знаете ли, — непорядок! А если это непорядок, да еще задевающий высшую власть, то надо быть предельно осторожным. Значит, каждое слово в его публикациях должно быть окружено такой стеной вопросов и ответов, аргументированных ответов, чтоб сквозь нее, эту стену, не смогла бы пробиться ни одна атака. И это — задача номер один!

Одна мысль влекла за собой другую. Кто-то ведь увозил от дома Корсакова тех, кто преследовал Лопухина. Это Корсаков видел своими глазами. Минувшей ночью никто не появился, хотя поздним вечером опасность назревала, это Игорь знал точно. Значит, кто-то ему помог? Или, говоря точнее, кто-то помешал тем, кто хотел ворваться в дом? Весь день размышлял Корсаков, отходя постепенно от того напряжения, которое охватило его ночью. Он чувствовал себя тем лучше, чем точнее вызревал у него план действий. Однако стоило ему на секунду отвлечься, как организм решительно напомнил о своих естественных потребностях. Голод господствовал над телом и