так понимаю, что тетка Марья, соседка, хотела за отца замуж выйти. У нее-то муж погиб на охоте, а она — баба молодая, охочая. Ну, это я уже сейчас так сам для себя думаю. А может, просто жалела меня, что я и без матери и, считай, без отца.

Он снова замолчал, и Корсаков понимал, что его собеседник преодолел какой-то рубеж и сейчас приступит к главному. Так и случилось.

— Тетка Марья не очень-то давала мне по соседям шляться, все дома держала, заставляла книги читать. Когда подрос, стало тянуть к другим ребятам, к играм. Вот тогда отец меня и увез в Сокольск. До Сокольска-то, почитай, километров сто. Далеко, никто не приедет.

— А кто мог бы приехать? — удивился Корсаков.

— Не знаю, — пожал плечами Лопухин. — Просто разговоров много шло по поселку…

— Каких?

— Будто отец у меня немного… того. — Петр покрутил пальцем у виска.

— Он в самом деле был… больной?

— Не знаю, — ответил Лопухин, и видно было, что говорит правду. — В поведении его не было ничего особенного. Ну, может, не пил, как другие мужики, в драки не лез. Читать очень любил.

Повисла пауза. Все, о чем говорил Лопухин, было интересно, но никак не подталкивало к ответу на вопрос: мог ли его отец быть царевичем Алексеем Романовым, чудесно спасшимся в 1918 году? И задавать такой вопрос Корсаков не решался. Невольно помог Лопухин:

— Знаешь… Отец ведь в лесу пропал. Ушел и не вернулся. Его и не нашли. У нас такое бывает. Может, в болото сорвался, может, заплутал где-нибудь на чертовой тропе. А после его смерти я в подполе отыскал металлический короб.

— Какой короб? — зашевелилась кожа на затылке у Корсакова.

— Там бумаги разные, — сказал Лопухин. — Фотографии. Много фотографий, еще какие-то бумаги. — Снова слова давались ему с трудом. — Там папа маленький, — Петр с силой потер лицо, — там папа с какими-то людьми. Наверное, со своими родителями и сестрами. Наверное, папа. Очень похож.

И снова замолчал. Видно было, что он в самом деле не может преодолеть какой-то порог в своем сознании. Но Корсакова сейчас гораздо сильнее беспокоило движение к главной цели! Ох, как он хотел узнать, что там за родители на этих фотографиях, и связан ли его новый знакомый с российской императорской семьей! Если это так, то в руках у Корсакова сенсация мирового масштаба! Не меньше! Все зависит от того, связан или нет. Корсаков очень хотел получить ответ на этот вопрос. Очень хотел и понимал, что на прямой ответ Лопухин не даст такого же прямого ответа. И не сделает этого по одной простой причине: он сам этого не знает.

Глава 12

Москва. Июнь

Татьяна Львовна Серова не удивилась, когда через пару дней ей позвонил Небольсин, и на этот раз ответила сразу. Она сперва удивилась тому обстоятельству, что с удовольствием обменивается совершенно пустыми фразами «как дела», «как вам сегодняшняя погода», но потом поняла, что разговор с Небольсиным ей приятен сам по себе. Небольсин уже с первой их встречи произвел впечатление человека очень серьезного и ответственного, и Серовой это импонировало. Поэтому ей было приятно, что в этой пустословице она угадала его легкое смущение, а уж когда он выдавил из себя предложение пообедать, она и вовсе обрадовалась. Как школьница, право слово! Правда, последняя фраза ей не понравилась:

— Тем более есть повод!

Но отказываться от уже сказанного она не стала. Зато слегка отыгралась на времени и месте, решительно отстранив вариант Небольсина пояснениями: дескать, в тринадцать она не сможет, потому что в двенадцать тридцать у нее рабочее совещание, и она не намерена его ускорять, но и обедать впопыхах не хотела бы. Вот если…

— Сами тогда выбирайте и время, и место, — сразу же согласился Небольсин.

Идя на обед, Серова решала для себя вопрос: будет ли букет цветов? С одной стороны, в этаком ресторане обедают деловые люди, но с другой — ей очень хотелось, чтобы ее встречали с букетом. Поэтому вручение букета, сопровождавшееся пояснениями, что он, Небольсин, пока еще не знает вкусов Татьяны Львовны, вызвало у нее простую реакцию:

— Вкусы — пустое! Цветы — приятное! — Видимо, находясь под впечатлением от восхитительного букета, она сказала, что временем никак не ограничена, поэтому…

— А я на это и надеялся, отдавая инициативу вам, — признался Небольсин.

Они вели пустопорожнюю светскую беседу, наслаждаясь просто тем, что можно видеть приятного, и даже очень приятного человека в совсем нерабочей обстановке.

— Знаете, — сказал Небольсин, — я очень давно не обедал… вот так вот…

И это тоже понравилось Серовой, и, вообще, у нее было восхитительное настроение, хотя она, конечно, помнила слова про существующий повод. Небольсин, видимо, тоже об этом помнил и тянуть не хотел.

— Сразу скажу о том, что меня заставило вас побеспокоить, — признался он. — Позавчера мне позвонил один весьма серьезный человек. Вы когда-нибудь слышали о Феликсе Александровиче Дружникове?

— Нет, — сказала Серова. — А кто это?

— Формально — пенсионер, но на деле активно функционирует в организации, так сказать, неструктурной, своеобразном сообществе ветеранов Лубянки, — пояснил Небольсин.

— И как связаны его звонок и наша встреча?

— Связаны так, что он каким-то образом узнал о том, что я был знаком с Максом Кузнецовым, и узнал о том, что я был у вас.

— Откуда он это мог узнать? — удивилась Серова.

— Я же сказал — сообщество ветеранов Лубянки, — спокойно пояснил Небольсин.

— Им что, все оперативные возможности плюсуют к пенсии? — усмехнулась Серова.

— Вот увидимся — спросите сами, — улыбнулся в ответ Небольсин.

Серова сама себе удивилась, осознав, как ей понравилась и его улыбка, и его манера говорить о серьезных вещах, но, поняв, что это не стало секретом для Небольсина, она посмотрела в сторону, пробежала взглядом по всему пространству ресторана и вдруг ощутила взгляд, направленный на нее. Просто ощутила, но не сразу смогла понять, откуда взгляд идет, стала переводить взгляд чуть-чуть быстрее и вдруг увидела, как откуда-то из глубины зала идет к выходу пожилой мужчина, глядевший на нее с