стали еще грязнее. За секунду он оказался рядом с мисс Сити и приобнял ее.

— Водки хочешь? — галантно спросил он.

Анне дернула плечом, сбрасывая его руку.

— Эй! — крикнул Марко. — А ну отвали от нее!

— А то что? — обрадовался Аксель.

Он всегда, сколько его помню, был в двух минутах от драки.

Я застонала и уткнулась лицом в колени, спрашивая себя, дрался ли Марко хоть раз в жизни и где мы будем искать врача, когда Аксель ему что-нибудь сломает. Вот так пересидели. Пяти минут не прошло.

Но в этот раз драки не случилось. Анне сделала едва уловимое движение, и Аксель оказался на полу. Я недоуменно смотрела на них. Аксель поднимался, тоже не понимая, что произошло, а Анне уже скинула свои ужасные туфли и теперь стояла в странной позе, похожая на сломанную игрушку, с отведенными назад руками. Лицо ее исказилось, она скалилась на Акселя, словно собака.

— Ладно, валим отсюда, — сориентировался Ди.

Я тоже вскочила, схватила за руку Теодора, Марко кинулся к Анне и потащил ее к выходу. Вытолкав из квартиры всю компанию, я обернулась к Акселю.

— Привет, — поздоровалась я, надеясь его отвлечь.

— Рета? — прищурился он. — А я думал, ты в тюрьме.

— Уже нет. Праздную освобождение с друзьями.

— А, ч-черт… Слушай, жаль твоего брата. Надо нам как-нибудь тоже выпить, точно?

Да я лучше обратно в тюрьму сяду.

— Ага. Обязательно. Не пропадай, напиши мне.

Надеюсь, его снова заблокируют.

Аксель, кажется, уже забыл, что девушка его отшила, и я вздохнула с облегчением.

Я вышла из квартиры, озираясь в поисках Ди. Он махнул мне рукой из другого конца коридора, и я поняла, что они направились к провалу — с той стороны дома стена рухнула, и теперь оттуда открывался шикарный вид на город.

— Тебе больно? — услышала я заботливый голос Марко. — Заряда хватит?

— Все в порядке, — вяло ответила Анне. — До утра продержусь.

Теперь я их увидела. Туфли Анне так и не надела и теперь переминалась с ноги на ногу на холодном полу. Теодор и Марко обеспокоенно смотрели на нее.

— Ладно, это было круто, — сказала я. — Что ты с ним сделала?

— Падающий лепесток, — улыбнулась Анне.

Поехала она, что ли?

— Этот прием так называется. Я могу показать, — она поморщилась, — только не сегодня. И лучше в виртуалке.

Я махнула рукой, уже не пытаясь понять, о чем она, и подошла к краю.

Было темно. Обычно отсюда Гетто выглядит лучше, чем на самом деле. Везде огни, светлые окна, люди на улицах. Сейчас я видела только несколько костров, разведенных в бочках. Откуда-то донеслись крики, затем раздались звуки выстрелов. Я села, свесив ноги в пустоту. Хотелось есть, хотелось спать. Я устала так, что не в силах была даже пошевелиться. Все. Если эти придурки еще во что-нибудь вляпаются, пусть выкручиваются сами.

Из бокового кармана рабочих штанов я выудила последний энергетический батончик. Прессованный белок захрустел на зубах. Я взяла у Ди бутылку джина и сделала пару глотков. Мир перед глазами качнулся, огни костров внизу расплылись.

Надо все же поспать хоть немного. Завтра утром нужно снова разбирать завалы, таскать стрэпы, лазать по крошащемуся бетону туда-сюда. Я уже заранее чувствовала усталость, которая навалится на меня через пару часов работы. Поняв, что засыпаю, я отползла от края и прислонилась к стене. Теодор, Марко и Анне обосновались напротив, на остатках вытертого дивана. Анне попыталась натянуть респиратор, я погрозила ей пальцем. Ди поднялся и, пробормотав что-то неразборчивое, вышел.

Хорошо бы утром успеть зайти домой и набрать воды в термос. И надо взять с собой что-нибудь пожевать. Кажется, у нас еще осталось несколько сухпайков, если подойти с умом — каждый можно разделить на два-три раза. Как же надоела эта дрянь. Позвонил бы мне сейчас кто-нибудь и сказал: Рета, у тебя умер богатый дядя, которого ты никогда не видела, приезжай, забери кучу денег и никогда больше не лазай на завалы и не жри водоросли, ты же такая хорошая девочка… У меня даже слезы на глаза навернулись.

— В общем, я теперь туда ни ногой, — прохрипел кто-то рядом со мной.

Я вздрогнула, но через секунду поняла, что голос доносится из соседней квартиры через дыру в стене.

— А что было? — спросила какая-то девчонка.

— Это Длинный и Птаха рассказывали. Они сами его видели, когда ходили ночью на свалку, — ответил хриплый голос, я даже не поняла, кому он принадлежит, парню или девушке.

— Да ладно. Чего они ночью-то пошли? Всегда днем ходили, а теперь ночью? За аккумуляторами? — пробасил кто-то.

— Да завали ты, — оборвала его девчонка.

— Они там днем припрятали кое-что, ясно? — пояснил хриплый. — Хотели вынести так, чтоб никто не заметил. Короче, они его когда заметили, сначала подумали, что охранник. Потом — что один из наших, тоже что-то ищет. Решили подойти, посмотреть, кто такой и чего ему надо.

Длинного и Птаху я знала. Мы пару раз сталкивались, когда ходили на мусорный полигон. С тех пор, как мы перестали собирать использованные фильтры, для нас это было скорее развлечение — лазать по остовам машин, убегать от охраны и рабочих и, если повезет, найти что-нибудь полезное вроде поношенных шмоток из Сити и унести домой.

У Длинного и Птахи это был основной источник дохода. Они командовали двумя десятками беспризорников, которые умудрялись находить на свалке действительно стоящие вещи — аккумуляторы, энергоячейки, провода, почти не изношенные детали, за которые неплохо платили на авторазборке, и просроченные лекарства, которые можно было выгодно сбыть в других местах. Нас они обычно не трогали — понимали, что мы им не конкуренты. А один раз Птаха даже предупредила, чтоб мы сваливали, когда заметила охрану. Но вот другие мусорные команды гоняли нещадно. В итоге после продолжительной «мусорной войны» свалка была давно и прочно поделена на секторы влияния, и на чужую территорию никто не совался.

— Пошли они к этому, он стоит спиной, не двигается. Длинный говорит, тогда еще подумал, что он как-то странно дышит, тяжело так, но решил, что, наверное, у него фильтр забился. В общем, Птаха ему говорит, типа, чувак, ты чего, заблудился? И светит фонариком. Он поворачивается — а у него нет лица. Вообще, просто вот кожа и все. Ни глаз, ни рта. И он так вот делает плечами, типа дышит, но на самом деле понятно, что притворяется.

— Да ладно, — пробасил парень, но уже не очень уверенно.

— И потом это… оно, короче, начало двигаться, дергано так, не знаю. Птаха вот как-то так показывала. И к