Таисиния повернулась к остальным и бросила какую-то фразу, все засмеялись.

Я услышала только обрывок:

…Делает карьеру через…

Стало до слез обидно. Что я ей сделала, чтобы она так зло отзывалась обо мне?

Барышня закрыла обзор своим зонтиком, лишь бы не видеть меня, но по тому, как тряслись кружева на защите от солнца, становилось понятно – она насмехается в своей обычной лицемерной манере. У этой девушки было свойство бросать мимоходом довольно пошлые и гадостные замечания, но с абсолютно невинным видом. Возможно, ей казалось, что так ведут себя утонченные столичные красавицы.

«Не буду обращать на нее внимания, – решила я. – Такая мелочь, как неуверенная в себе особа, болезненно выпячивающая свое «я» на всеобщее обозрение, старающаяся максимально привлечь к себе внимание всех вокруг, – не испортит мне настроения. Потому что подобные люди с неспокойной, злой, мечущейся в поисках любви и счастья душой глубоко несчастливы и очень сильно хотят сделать такими же несчастливыми всех остальных в этом мире».

Откуда-то сверху под неодобрительным взглядом ректора спрыгнул мой фамильяр. Потоптался и умостился на плече.

Я тут же забыла о ядовитой гадине, ни за что ни про что старающейся отравить мне существование. Малыш ласково потерся о щеку, утешая.

«Какой он у меня умник! Все понимает без слов. Вместо того чтобы грустить, злиться на глупых людей или раздражаться, я буду с оптимизмом и надеждой смотреть в будущее. Ректор прав, там, впереди, исполнятся все мои мечты!»

Шустрый, словно искорка, найденыш не сидел на месте, он нетерпеливо перебегал с одного моего плеча на другое и даже прыгал на мага, проделывая с ним тот же фокус.

Преподаватель протянул руку и снисходительно почесал за ухом белый комочек, тот, довольный лаской и вниманием, выгнул спину и замурчал.

Я же стояла и любовалась шпилями замка Глактонберри.

За моей спиной мужчина дернулся и тихо зашипел, но тут же выпрямился, сделав безразличное выражение лица, когда я обернулась.

Караван огибал довольно внушительный горный кряж.

Улыбка нового ректора была слишком натянута и неестественна, на висках проступали капли пота, маг был напряжен, ладонь непроизвольно касалась рубашки на груди.

– Вам пора, – сказал чародей. Это был вежливый намек на то, что развлечение окончено. – Мы уже подъезжаем. Если не поторопитесь, у вас не хватит времени переодеться. Вероятно, для вас уже принесли запасное форменное платье и мантию. Во что бы то ни стало не забудьте остроконечную ведьминскую шляпку, в ней вы будете выглядеть очаровательно.

Согласно кивнув, я подчинилась, все еще кутаясь в его плащ, направилась к выходу. Найденыш в один гигантский прыжок оказался на моем плече.

Я не видела, как за моей спиной ректор с приклеенной к губам улыбкой закрывает дверь и в бессилии прислоняется к ней.

Асмодей

– Дьявольшина! – заорал я, не в силах вытерпеть жар, когда ее шаги стихли на лестнице. – И это я? Высший огненный демон первого ранга? Ах ты дрянь!

Содрогаясь от невыносимой боли, я скрючился перед зеркалом. Отдышался при очередном приступе и рванул рубашку. Кожа на груди пылала, выжигая клеймо.

Запах своей собственной горевшей кожи щекотал ходившие ходуном ноздри, в нос ударял невыносимый запах гари. Обиднее всего было то, что все это – дело рук какой-то невинной деревенской простушки, решившей поиграть в вызов нечисти. Не в силах сдержать злость на незнакомую юную ведьмочку и на свою глупость пополам с беспечностью, я ударил кулаком в стену рядом с зеркалом. Стало немного легче.

Руки, упиравшиеся в столешницу, дрожали, напряженные мышцы сводило судорогой. Но каким-то чудом я еще держался на ногах. Пылающая злость и ярость заставляли бороться, сопротивляться и терпеть.

– Пометила меня?! – рычал я сквозь зубы, которые уже приняли свой истинный игловидный вид. – Клеймо поставила, как на своего верного пса? – Сапог с нечеловеческой силой швырнул табуретку, та, перелетев полкомнаты, рассыпалась в щепки. – Дрянь!

Стиснув челюсти, я заревел, выгибаясь от боли.

– АГР-Р-Р!

Я не должен позволить крику вырваться из груди, это всполошит людей, и я буду разоблачен. Придется рискнуть, полагаясь на удачу и везение.

– Огонь, приди!

Полыхнуло, приятный жар родного ада побежал по телу, воспламеняя плоть. Я рисковал, теряя человеческий образ, превращаясь в то, что я есть на самом деле, – в демоническую нечисть.

Шторы на окнах пылали потусторонним пламенем, колбы и реторты взрывались от жара, осыпая меня осколками. Огонь, как и мое раненое самолюбие, стали угасать и вскоре совсем успокоились.

Родной пламень, как всегда, помог. Я лежал, уткнувшись лицом в пол, обессиленный и униженный. На груди, на самом видном месте, расползалась метка огромного ожога, по форме похожего на ведьминский цветок, Луноцвет, его еще называют Лунные слезы. Поразительная гадость, разящая своим ядом всю нечисть. Пыльца цветка, даже в малых дозах, вызывает минимум сильное расстройство пищеварения у высших демонов. Общение с этой дрянью в больших количествах может закончиться плачевно.

– Сильная ведьма… такая, какая мне и нужна… – Лежа на полу, я приходил в себя. – Хорошо бы выяснить, кто это был, но я не запомнил ее лица…

В дверь постучались. Я потух, с усилием поднялся и, пригладив волосы, шатающейся походкой подошел к двери.

В комнате пахло гарью, ну, да черт с ним, спишу на неудачный эксперимент и взрыв зелья. Створка со скрипом отворилась.

Я уставился на адептку…

Та, застигнутая врасплох, шамкая губами, не в силах произнести хоть слово, уставилась на мою оголенную грудь, растрепанные волосы, осоловелый взгляд и тяжелое, учащенное борьбой с печатью дыхание.

«То, что нужно…» – мелькнуло у меня в голове.

Рука метнулась сама собой. Я схватил девушку, как умирающий от жажды стакан воды, как голодный кусок хлеба.

Ладонь вцепилась в черные волосы и рванула на себя, ошарашенная адептка послушно переступила подкашивающимися ногами порог и приникла к моей груди, а я, схватив пальцами ее лицо, впился жадными губами в ее рот.

Мир окрасился в радужные краски.

Я пил ее силу глоток за глотком, раз за разом приникая к источнику, не в силах оторваться.

Рука, шарившая под одеждой ведьмы, нащупала грудь и сильно сжала ее. Я понимал, что причиняю боль, но как же мне этого хотелось… Стон сорвался с губ адептки. Я подхватил его своим поцелуем, заглушив. Не разрывая прикосновения, коварно улыбнулся, когда маленькие ладошки заскользили по моей коже.

Этой маленькой развратной сельской ведьмочке нравилась боль. Что ж, я могу научить адептку получать еще большее удовольствие от сладких страданий, в обмен на энергию.