Стоило признать, напарник был прав. По крайней мере о Лейн Николас вспоминал все реже. Кажется, пришло время затянуться и этой ране. А еще в клинике его голову занимали совсем другие проблемы.

– Ты не принимаешь лекарства, которые они дают тебе? – словно прочитав его мысли, спросил Рассел.

– Я плюю их за батарею.

Напарник удовлетворенно кивнул.

– Не сомневался, что ты справишься.

“Для этого много мозгов не надо”, – про себя добавил Николас. К тому же он уже пятый день как перестал отказываться от снотворного. Но не стоило Расселу об этом знать, как и о том, почему на самом деле он согласился на это дурацкое задание.

Сегодня на смену моросящим дождям пришло солнце, разогнав тучи и подсушив листья. Большая их часть еще украшала ветви, и в сегодняшних лучах, желто-янтарные, они напоминали пламя. Горел весь лес, полыхал ковер под ногами и, отдавая золотом, ловила блики соловая масть. Как на полотне художника, все существовало в гармонии, и никогда еще Рассел Лэйон не вписывался в окружающий мир так идеально, как никогда Николас не видел его таким счастливым. Шелест листвы вплетался в голос, звучащий с мягким странглиевсим акцентом:

– А здесь замечательное место. Признаться, когда я первый раз приехал сюда, то впал в черную зависть. Сейчас же она меня просто заживо сжигает! Не одному тебе выглядеть в нашем душном Дженнином улье бодрым и отдохнувшим. Когда ты вернешься на службу, я точно восстановлю справедливость и уеду куда-нибудь. Туда, где солнечно и лесные тропинки. Но не в психиатрическую клинику, разумеется. Это твой удел, – после этих слов Рассел рассмеялся. Но, встретившись с вороным депосом взглядом, тут же осекся:

– Кстати, в подтверждение, что я приехал сюда не только для того, чтобы осыпать тебя комплиментами.

Он протянул Николасу конверт.

– Здесь тысяча, как ты и просил.

Николас, по недавно обретенной привычке, обернулся по сторонам. Он еще не научился, как Бэнко, чувствовать на себе взгляды санитаров. Ему повезло – пока для пациентов не началась прогулка, в парке было пустынно. И все же он спрятал конверт в место, где не будут искать: Николас засунул его под резинку трусов. Рассел проследил за его действиями с удивлением, но от комментариев воздержался. И только пройдя несколько шагов, продолжил:

– Для Дженны стало неожиданностью, что здесь тебе понадобилась финансовая помощь. Старушка не сильно упрямилась, ей нравится твой план по переселению. Полиция и раньше успешно применяла эту практику в действии, только в декорациях тюрьмы, а не психбольницы. В камеру к осужденному подсаживали “крысу”. Депос – социальное существо и не может подолгу находиться в изоляции. В местах заточения даже самым замкнутым, порой, нужен тот, кто не осуждает, кому можно выговориться. Семь лет назад мы засадили за решетку несколько офицеров ради одного парня, который был упертый как баран и утверждал, что понятия не имеет, почему его друзья покончили жизнь самоубийством, спрыгнув в реку с обрыва. Доказательств не хватало, на допросах обвиняемый клялся в своей невиновности. У него было какое-то редкое заболевание, ну, знаешь, когда выпадает почти вся шерсть, своим видом вызывал жалость, и вполне возможно, его бы оправдали. Если бы малыш не увидел в своем сокамернике, роль которого исполнил наш харизматичный коллега, жилетку и не признался, что во снах ему мерещатся души. А еще в подробностях рассказал о том, как привез на джипе своих друзей, чтобы с обрыва сбросить в реку, предварительно размозжив им головы камнями. Я руководил этим делом. Когда по рации ты озвучивал мне свой план, тот случай совершенно вылетел у меня из головы. Пора бы уже привыкнуть к тому, насколько далеко ты мыслишь. Блестяще, Николас! Но тут есть одна маленькая загвоздка. Твоя задумка нуждается в доработке. А я здесь для того, чтобы это устроить.

Напарник сложил кончики пальцев, в голубых глазах вспыхнул странный огонек. Но Николасу сейчас было совсем не до этого. За все время прогулки вороной депос так глубоко пребывал в раздумьях, что, казалось, не слышал рассказа Рассела, рассматривал листья под ногами, словно для него они были самой интересной вещью на свете. Николас решился задать вопрос, ради которого с таким нетерпением ждал его приезда:

– Мы можем вытащить его отсюда? Еромана. Мы должны немедленно забрать его из “Голоса лесов”.

Казалось, Рассел был удивлен таким исходом до глубины души:

– Как так? – чуть ли не беспомощно пробормотал он. – Чем тебя не устраивает роль подсадного? Ты же сам согласился…

– Дело не во мне.

Николас в подробностях рассказал о событиях, свидетелем которых стал. Про измученный вид рыжего пациента, про нескончаемые побои санитаров и заточение в изоляторе. В глазах Рассела не проскользнуло ни доли понимания, что уж говорить о сочувствии. Как это было на него похоже. Но Николас не добивался от Рассела сострадания.

– Если мы не заберем его отсюда, то навсегда потеряем. “Голос лесов” не просто клиника. Здесь содержат и здоровых депосов. Тех, у кого небольшие психические отклонения или их нет вообще, от кого хотят избавиться родственники. В этом деле что-то не так, Расс. Следственный комитет дал Дженне ложную информацию: клиника не подавала на полицию в суд за избиение Еромана и никогда бы не сделала этого. Полицейские сами отправили его сюда, они платят Нилу за его нахождение здесь, и я догадываюсь, чего они добиваются. Если я прав, что их мотив – месть, то времени у нас совсем мало. Его убьют здесь, Расс! Вернее не убьют, а сделают из него овощ – это равносильно смерти. Ты знаешь Эрла Бревно и его шайку, то, что становится с теми, кто перешел им дорогу. Нам нужно во что бы то ни стало вмешаться и забрать Еромана.

– Но, Николас…

– Скажи Дженне: я возьму на себя допросы. Я выбью из него все, что касается его связей с мафией. Но не здесь, не в стенах клиники. Здесь его просто уничтожат. Еще немного, и мы навсегда потеряем ценного свидетеля.

“Я почти уверен: Ероман не имеет никакого отношения ни к Элиранду, ни к его сыну-альбиносу. Как и в том, что он не псих. Но тебе сгодится и байка о свидетеле. Правда слишком невероятная, чтобы я мог рассказать тебе хотя бы часть и не создать впечатление сумасшедшего”, – мысленно добавил Николас. Рассел некоторое время молчал, напряженно обдумывая.

– Я понимаю, куда ты клонишь, – сказал он спустя несколько минут тишины. – Но боюсь, это невозможно: следственный комитет и так продержал Ера у себя полгода и ничего не смог добиться. Почему ты думаешь, что это удастся тебе? И потом – даже на видеозаписи, которую я тебе принес, любому ясно, что этот парень психически больной. Слишком правдоподобно он играет. К тому же у нас нет никаких улик, чтобы на законных основаниях вернуть его под следствие. Нет, с чего ты вообще взял, что здесь жизнь Еромана подвергается риску?

– Потому что я каждый день вижу, как над ним издеваются! – яростно выпалил Николас.

Рассел оставался непреклонным.

– Николас, Николас, – назидательно сказал он. Вороному депосу был знаком этот тон, когда Расс предавался ностальгии, из напарника обращаясь в наставника. – В этом весь ты. Сколько я знаю тебя, ты всегда взваливаешь на себя слишком много. Твоя фирменная манера – лезть в то, в чем ты ни черта не разбираешься. Это психиатрическая клиника, и здесь лечат болезни, пусть используя методы, которые могут казаться жестокими.