— Ну… — Нтомби вздохнула, взгляд немного затуманился. — Знаешь, некоторые представители общества оставляют желать лучшего. Как, например, морские разбойники. Они-то меня и выкрали, продав Асафу. Он любит, — она скривилась, — экзотику. Но бакумба неплохо разбираются в магии.

Ее коричневые изящные пальцы коснулись невидимой штуки у меня на груди. По телу пробежала дрожь, в голове зазвенело.

— Годлуму, шаман, дал мне амулет из леопард-камня, наложил на него заклятия. — Пальцы Нтомби коснулись моей кожи, стало жарко-жарко, на лбу выступила испарина. — Он связал наши души — мою и Йомбы. Чтобы где бы мы ни были — могли отыскать друг друга.

В ушах зашумело, однако сквозь шум я услышала ритмичный бой в барабаны и треск огня. Перед глазами все поплыло.

— Смотри, — прошелестел голос Нтомби. — Смотри, как это было…

Внутри стало горячо, словно разлилось живое пламя. Миг — нет и следа от комнатки наложницы Асафа Красивого. Я поняла, что нахожусь в круге темнокожих людей возле огромного костра. Люди смеялись и разговаривали, хлопали в ладоши, указывали на огонь.

Черные и карие глаза блестели от какого-то дикого веселья, массивные украшения из дерева, шлифованной слоновой кости и раскрашенных в яркие краски камушков постукивали, дополняя первобытную дикарскую музыку барабанов.

Музыканты скрывались за завесой огня. Обнаженные, с кожей словно полированное дерево, в причудливых масках, украшенных яркими перьями. За языками пламени они казались сошедшими на землю духами иного мира, решившими повеселить простых смертных своей пляской и музыкой.

В какой-то момент я осознала, что на груди у меня целая низка крупных цветных бус, на запястьях тяжелые металлические браслеты, а бедра едва прикрыты травяной юбкой. Кожу чуть покалывает от нанесенных белой краской узоров, созданных, чтобы уберечь от духов тьмы и оградить от ненастий. Сегодня — посвящение в племя бакумба. Я стану женщиной племени, женой воина, частью народа саванн.

Сердце замирало от предчувствия чего-то важного и невероятного.

Барабаны смолкли. Раздался тягучий низкий звук, словно дунули в огромную раковину. Люди напряглись от ожидания. Я невольно сжала руки. Сердце забилось часто-часто. Он здесь, он пришел за мной.

К костру выскочил шаман в накинутой на плечи шкуре леопарда. Пригнулся, выставил вперед руки с надетыми на пальцы костяными кольцами, похожими на страшные когти. Обвел взглядом толпу. Задержался на мне. Я гордо вскинула голову — уж сыграть роль сумею. Шаман-леопард пригнулся еще ниже, крадущейся походкой двинулся вокруг костра. Замер. Воздух пропитался напряжением.

Ударили барабаны, застучали в безумном ритме. Так и хотелось вырваться, кинуться к огню и сплясать неистовый танец чока-арамба, тот самый, что исполняла Мбанга, когда приняла облик неземной красавицы, соблазняя Нгонго-леопарда.

Но нельзя, надо стоять на месте и ждать.

Шаман прыгнул. Пламя окружило его, обвило руки и ноги. Леопардовая шкура вспыхнула золотыми искрами. Гул барабанов ускорился, шаман закружился. Глаза сквозь прорези маски полыхнули ярко-алым. И тут же у меня внутри все сжалось, потому что перед глазами появилась та огромная и страшная зверюга, грозно рычавшая и желавшая добраться до верхушки дерева. Словно вернувшись в прошлое, я почувствовала, как веревки врезались в запястья, а в спину и плечи впилась сухая кора.

Я мотнула головой, наваждение исчезло. Но шаман вдруг оказался близко-близко. Схватил меня за руки, кожу обожгло — я вскрикнула. Хищно блеснули из-под маски острые клыки. Запах дерева, пыли и сухой травы коснулся ноздрей.

За спиной раздался воинственный клич — шаман зарычал, отшвырнул меня за спину.

Зрители ахнули. Я пошатнулась, но удержалась на ногах. Повернула голову и встретилась со взглядом Йомбы. Он возвышался, словно древний бог, пришедший на зов своей смертной рабыни. В глазах горели гнев и жажда битвы, рубин в серьге пылал чародейским огнем.

И хоть я знала, что пламя — всего лишь магия шамана, а танец — лишь ритуал, сердце радостно застучало. Освободитель! Защитник!

Йомба прыгнул вперед, закрутив над головой палицу из черного дерева, обитую металлом на концах. Его воинственный клич заставил всех вздрогнуть. Но в ту же секунду голоса людей племени словно слились с боем барабанов, поддерживая и вдохновляя на битву.

Йомба и шаман закружись. Будто созданная из ночи и лунного серебра, сверкала палица, но в ответ скрежетали когти шамана. Звериное рычание, от которого бежали мурашки по коже, прерывалось тяжелыми вздохами и заглушалось музыкой.

— Йомба!

— Йомба-победитель!

— Дочь леопарда будет твоей!

И от этих слов внутри делалось жарко и горячо, сердце стучало как заведенное, и не было сил отвести взгляд от его литых мускулов и уверенных движений. Танец-битва, танец-игра, всего лишь ритуал. Но внутри что-то шептало, напоминая про веревки и ночь, про хищно горевшие красным дьявольским огнем глаза леопарда и про первобытный страх. Я была жертвой, зверь — охотником. И если бы не Йомба…

Шаман вдруг метнулся ко мне, когти впились в плечи. Я закричала, попыталась ударить, но он оказался хитрее — вывернулся. Закрылся мной, словно щитом. Утробно зарычал, на мгновение стало страшно, когда я поняла, что человек так рычать точно не может. Если раньше это была игра, то теперь — нет. Шаман выгнулся, сделал неосторожное движение. Но Йомба не медлил, палица, не задев меня, попала в цель.

Когти исчезли, раздался дикий вой, перемешанный с хриплым человеческим смехом. Шаман отпрянул, не устоял и рухнул на землю. Я стояла, не в силах шевельнуться. Повисла тишина, но потом племя разразилось радостными криками.

— Зверь повержен, Йомба, возьми свою акуйю!

Йомба глянул на меня, в карих глазах появилась улыбка. Подошел и взял за руку. Я почувствовала, что страх исчез, но от смущения не могу сказать и слова.

— Что, прекрасная дочь леопарда, — обратился он, — теперь примешь мою любовь?

Язык по-прежнему будто онемел, поэтому я только кивнула и опустила взгляд. Йомба отбросил палицу и, подхватив меня на руки, под крики и свист соплеменников понес в хижину.

Уже когда он склонился, чтобы войти в низенькую для его роста дверь, я краем глаза заметила, что шаман поднялся на ноги и смеялся в окружении молодых воинов. Глянув на нас, только хмыкнул и, кажется, отмочил какую-то не очень приличную шутку, ибо вся компания зашлась хохотом. Другое дело, что шутка была не оскорбительная, а скорее… пророческая.

В хижине было темно. Но я уже знала, где находится устланное шкурами леопардов ложе, где очаг, где низенький столик для готовки еды. Прижиматься к широкой груди Йомбы было уютно и радостно. Я невольно коснулась своих губ и поняла вдруг, что улыбаюсь. Меня ничего не пугало: ни темнота, ни негромкие крики бакумба, ни барабаны.

Теперь здесь только мы. Один на один. Женщина и мужчина. Окончив один ритуал — должны перейти к другому.