Сам Юрик никогда не опускался до объяснений, хотя был старше меня на семь лет! Как можно объяснить, в чем соль анекдота? Особенно абстрактного? Он так отлично рассказывал анекдоты – полностью невозмутимо, а все вокруг ухохатывались. Я запомнила один и всюду им щеголяла, не находя понимания буквально ни в каких слоях населения.

Идет человек по лесу. Вдруг видит – рояль в кустах. Он спрашивает:

– Чей рояль?

– Мой, – кто-то отвечает.

– А почему в кустах?

– Мой рояль, – ему отвечают вольнолюбиво, – куда хочу, туда и ставлю.

Это был прямой хук в нос, неразрешимая загадка, в ее глубинах таилось буйное веселье и безграничная свобода. Я испытала потрясение бытием, вылет за пределы этого мира, когда услышала:

МОЙ РОЯЛЬ – КУДА ХОЧУ, ТУДА И СТАВЛЮ!

Вячеслав Полунин.

Фото Владимира Мишукова из книги «Полнополуние», 2010

Фото Леонида Тишкова из проекта «Путешествие Частной луны в Америку».

Под тенью монумента Вашингтону. 2013

Кумирами Юрика были Чарли Чаплин и Бастер Китон. С другом Женькой (Юрик звал его по-ковбойски – Джон) они часто ходили в «Иллюзион» на старые комедии, а дома разыгрывали в лицах, как Бастер Китон с женой перевозят громоздкую тележку через железную дорогу: толкают, тянут, замешкались, застряли, вдруг смотрят – поезд!

Муж с женой обнялись напоследок, головы втянули.

А тот пронесся мимо по другому пути.

Парочка возликовала, радостно запрыгала.

Тут сзади их другой поезд – бац!

Однажды на даче в Кратове Юрик и Джон забыли зайти за мной в детский сад. Мой дед Степан со второй женой Матильдой обитали поблизости, в поселке старых большевиков, и воспитательница Ольга Ивановна, дружившая с ними еще с довоенных времен, хотела сама отвести меня к деду. Но я ни в какую. Я знала, что рано или поздно они вспомнят обо мне.

Мы с ней сидели в саду. Смеркалось. Уже запахло ночными фиалками, цветками табака. В небе зажглись первые звезды.

– А ВОТ И МЫ! – по-клоунски воскликнул Юрик и прошелся колесом.

– Ю-РИ-ИК! – закричал Джон точно так же, как в настоящем цирке Михаил Шуйдин вызывал на манеж Юрия Никулина.

Я им, конечно, все простила, а Ольга Ивановна вообще была очарована, поскольку великий клоун Юрий Никулин приходился ей единственным и неповторимым, родным и безгранично любимым племянником.

Она рассказывала нам истории из его детства, как некоторые другие воспитательницы – про маленького Ленина:

– Дома, под Новый год, Юрочка всегда выставлял ботинки, зная, что Дед Мороз обязательно положит в них игрушку или что-нибудь вкусное. Иногда Юра несколько дней подряд выставлял ботинки – и Дед Мороз все время в них что-нибудь оставлял. Но однажды он подошел к ботинку, а там лежал завернутый в лист бумаги кусок черного хлеба, посыпанный сахаром. Это у родителей кончились деньги, – рассказывала Ольга Ивановна. – Юра увидел, возмутился и закричал: «Да что, Дед Мороз, обалдел, что ли?» А его папа сказал: «Да-а, надо будет мне переговорить с Дедом Морозом». И на следующий день Дед Мороз положил в ботинок пряник в форме рыбки…

В молодости Юрий Никулин с Ольгой Ивановной у нашего деда Степана и бабушки Матильды частенько вечерами гоняли чаи (и не только чаи!). Степан Степаныч Захаров был большой хохмач и шутил напропалую над всеми подряд, невзирая на лица.

Рыжий, конопатый, хромой, сам себя дед называл мордоворотом.

– Я иду, а на меня все морды воротят, – с гордостью говорил он.

Дед был участником двух войн и двух революций, героической личностью. Люся сохранила богатые архивы, свидетельствующие о жизни Степана, полной опасностей и приключений, о его сумасшедшей отваге, силе духа, абсолютной преданности друзьям, а также экстравагантных выходках.

Это легло в основу моей книги «Мусорная корзина для Алмазной сутры».

Например, как во время Великой Отечественной войны он работал в Центральном авиационном институте в городе Жуковском и вахтер потребовал, чтобы Степан сфотографировался на пропуск. Деду неохота фотографироваться, его и так все хорошо знали, но вахтер, старый заводской кадр, уперся: время военное, порядок есть порядок.

– Ладно, – сказал Степан.

Он пошел в фотоателье – там был пластиночный фотоаппарат на треножнике. Сел перед объективом и состроил кошмарную рожу. Его сняли, и он приклеил эту фотографию на удостоверение.

У него все фотографии носили несерьезный характер. Особенно одна – он там уже в зрелом возрасте сидит у окошка в платке, по-бабьи подперев голову рукою.

В то время у них жила домработница из деревни, она помогала Матильде по хозяйству. Когда началась война, Степан устроил ее в заводскую столовую посудомойкой, чтобы ей доставались хлебные карточки. Жила она по-прежнему у них в доме и переписывалась с солдатом. Тот все просил ее фотографию, ведь они никогда не виделись.

В один прекрасный день Степан Степанович заметил на столе готовое письмо на фронт, еще не запечатанное, и вложил туда свой портрет, где он в зрелом возрасте в бабьем платке.

Солдат замолчал. Девушка расстроилась, подумала, что друг по переписке погиб, давай его оплакивать. Тогда Степан признался, что он послал ему свою карточку. Та страшно обиделась, разозлилась, пришлось деду писать молодому бойцу объяснительную записку.