Мыслей этих, как и охватившего ее румянца, гость, впрочем, совершенно не заметил.

– На речку ходил, – сказал он своим неповторимым низким голосом, – еще вчера мечтал искупаться, да вырубился. Может, оно и не хуже, утром такая сказка на реке. Пар над водой стелется, и воздух прозрачный-прозрачный. Хотите, я вас искупаться отпущу, а сам мальца покараулю. Я ж понимаю, что вы его одного не оставляете, а так хоть наплаваетесь вволю, вода очень хорошая.

– Спасибо, не надо, – ответила Ирина, пряча улыбку. Было что-то трогательное в том, что он предложил посидеть с Ванечкой. – Давайте я вам лучше кофе сварю, а потом кашу. Или, если вы хотите, могу быстро блинов нажарить.

– Блинов я бы поел, – сказал гость чуть смущенно. – А то каша у нас в отряде каждое утро на завтрак. На костре блинов не нажарить, тем более на ораву в двадцать человек. Но вам, наверное, хлопотно, отдельно блины, отдельно кашу.

– Ваня тоже блины любит, так что отсутствию каши только обрадуется, – заверила Ирина. – А пока я блины пеку, расскажите мне про ваш отряд, пожалуйста. Мне всегда было интересно, что толкает взрослых людей тратить свое свободное время на поиски примет войны. Мне всегда казалось, что это чисто мальчиковые забавы, а у вас, как я погляжу, и женщины имеются.

Против ее воли в голосе прозвучала легкая ревность. Ирина вспомнила бешеные глаза Татьяны, тот «хозяйский» взгляд, которым она окидывала Веретьева. По крайней мере, причины, которые привели к поисковикам именно эту женщину, были так очевидны, что Ирина легонько вздохнула.

– На самом деле все просто. Погибшие не должны лежать забытыми по болотам и лесам. Вы знаете, это только звучит пафосно, а на деле нет ничего более простого и правильного, чем заставлять землю отдавать ее тайны. Почему люди приходят? Сначала из интереса. Хочется понять, чем же это таким мы занимаемся, проверить себя на крепость, узнать, способен ты на что-то стоящее или нет. А потом затягивает. Не знаю, думали ли вы о том, что в наше время мы по большому счету не делаем ничего важного. В историческом смысле важного. Мы суетимся, зарабатываем деньги, покупаем квартиры, делаем ремонты, раздумываем, как выкроить на новый телевизор…

– Вы не похожи на человека, который выкраивает на телевизор, – заметила Ирина, взбивая тесто на блины.

Слушать Веретьева ей было интересно.

– Ну, я думаю о том, как поменять машину, к примеру. Это ж не имеет значения. Все это по большому счету неважно. Эти люди, останки которых мы ищем, они погибли за нас, за наше право жить. И заслуживают соответствующего отношения. Если мы можем передать память об их военных свершениях потомкам, значит, мы будем это делать. Поисковики говорят, что перестанут заниматься раскопками только тогда, когда тело последнего солдата будет предано земле. Очень пафосно, да?

– Не знаю. – Ирина поставила на электрическую плитку сковородку, аккуратно налила масло, чтобы не брызгало. – Если вы действительно так думаете, то нет.

– Да, я действительно так думаю. И мои ребята тоже. Конечно, многие, с кем я начинал, уже больше этим не занимаются. У всех свои семьи, жены не всегда приветствуют такое времяпрепровождение, если честно. Люди на работе устают, как их осудишь, что они хотят раз в год на море с детьми съездить.

– А вы, получается, не ездите на море?

– Иногда езжу. Когда на море, когда в горы. Я горные лыжи люблю. Но мне проще, я человек свободный, у нас с моим лучшим другом свой бизнес. Главный, конечно, он, я так, на подхвате, но выкроить лишнюю недельку на отдых могу. Не всем так везет. Так что «старики» уходят, зато молодежи много.

– Потому что это модно…

– Есть такое дело. Но мода на патриотизм, на мой взгляд, гораздо лучше моды на наркотики или этих, как их, «синих китов». К сожалению, в силу разных обстоятельств никто толком поисковой работой не занимается, кроме добровольцев. Если не будем делать мы, никто не будет. И для меня самое главное, чтобы поисковое движение сохранило ту искренность, с которой мы его начинали. Патриотизм – он в душе, он показным быть не должен, а уж работу для галочки я вообще не признаю. Мы все, кто в моем отряде, делаем свое дело по совести. А остальные – как хотят. Вот так вот.

Он разгорячился от разговора, невольно повысил голос, забыв, что в соседней комнате спит ребенок, но Ирина его не останавливала. Ей нравился энтузиазм гостя, его горящие глаза, искренняя вовлеченность в то, что он делал, и вера в то, что говорил. Да уж, в нынешние времена такое нечасто встретишь.

Стопка блинов на тарелке – белой фаянсовой тарелке с васильковой полоской по краю – быстро росла. К тому моменту, как Ира выключила плитку и сняла с нее сковородку, по кухне плыл густой блинный запах, к которому полагалось черносмородиновое варенье. В погребе совершенно точно была закатанная банка, оставшаяся еще от бабушки. Интересно, а его еще можно есть?

– Можно, – с уверенностью в голосе сказал Александр, с которым она поделилась своими сомнениями. – Если банку не бомбануло, значит, ничего страшного.

Для Ванечки, впрочем, было клубничное варенье, которым специально для блинов угостила Светлана Георгиевна. Ирина быстро и споро накрыла стол.

– Садитесь, пока горячие. Ваня все равно еще спит.

Под ее изумленным взором Веретьев отложил на другую тарелку внушительную стопку блинов, накрыл найденной на полатях крышкой, завернул в полотенце и поставил к устью печи, в тепло.

– Чтобы не увлечься и не съесть ненароком, – объяснил он. – Я блины действительно очень люблю, но не объедать же ребенка.

Оставшаяся стопка была сметена в мгновение ока. Ира съела два блина, рискнув отведать бабушкиного варенья, которое за годы хранения превратилось в густое желе и казалось удивительно вкусным, даже не засахарившись сверху. Все остальное уплел ее гость, продолжая свой рассказ про будни поискового отряда. К концу завтрака Ирине казалось, что она уже знает про это все.

Проснулся Ванечка, очень обрадовался, увидев «дядю Сашу», уверенно влез на ручки, с аппетитом съел свою порцию блинов и «правильного» варенья, напился чаю и заявил, что снова хочет в лес.

– Мы с тобой сейчас на речку пойдем, купаться, – сказала Ирина, – а то дядя Саша утром ходил, а мы с тобой все проспали.

– Не хочу на речку, хочу в лес, – оттопырил нижнюю губу сынишка. – К бабе Наде. Она меня звала, чтобы я приходил.

– Мы обязательно сходим к бабе Наде, – кивнул Александр. – Только позже. А сейчас мы пойдем гулять, и на речку сходим, и по деревне пройдемся. Ты же мне покажешь, где у вас тут что.

– А у нас тут ничего неть, – сказал ребенок. – Речка и собачки у дедушки Пола и бабушки Светы. А больше тут не живет никто.

– Кстати, я же пока с реки шел, видел этого вашего, Веню, кажется, – вспомнил вдруг Веретьев. – Такой мужичонка щуплый и грязный, в драной рубахе и красной кепке.

– Да, это Веня, – кивнула Ирина. – Он что, опять полные сумки еды тащил? Вы не проследили, куда?