Внимательно рассмотрев меня, мужчины, сидящие напротив женщин, переглядывались друг с другом. И мне показалось, что они не только удивлены моим появлением, но, вероятно, недовольны моим приходом. Я понимал, что для них был всего лишь русским офицером, хоть и князем, но чужаком, чье имя стало известно лишь благодаря военным действиям. Поскольку все четверо, судя по их виду, были людьми сугубо гражданскими, то в их глазах я не увидел ни уважения, ни восхищения.

— Ах, князь, — продолжала тетушка, игриво покачивая головой в пышном парике с завитушками, — вы всегда находите хорошие решения. И я, разумеется, буду рада вновь получить от Влада лечение. Жаль, что этот молодой человек не явился сейчас в мой дом вместе с вами. И пока моим здоровьем занимается доктор Збышек Полянски. Вот он, перед вами, сидит ближе всех ко мне.

Доктор, лысоватый и немолодой тощий субъект, одетый в темно-синий камзол, встал с места и слегка поклонился. А Радомила представила остальных мужчин. Следующим от хозяйки сидел полноватый господин с двойным подбородком и видом напыщенного индюка. Он оказался старостой городского магистрата, которого звали Зденеком Войковицем. Он не стал кланяться, а только едва кивнул в мою сторону. Рядом с ним сидел и вовсе толстяк, немного напоминающий мне Леопольда Моравского, но только без усов.

— А это наш милейший Богуслав Гребеж, глава купеческой гильдии, — представила его Радомила, после чего толстяк попытался изобразить на лице улыбку, закивав мне головой.

Последний, средней комплекции седеющий брюнет с небольшими усами, сам встал, поклонился и представился:

— Иржи Сбигнев, глава нотариальной палаты, веду дела графини Радомилы Краваржи.

Получалось, что, кроме доктора Збышека, компания подобралась сугубо деловая. Староста магистрата, главы купцов и нотариусов вряд ли приглашены просто так. Следовательно, тетя Радомила, которая имеет титул графини и, похоже, весьма уважаема в городе, замышляет какие-то серьезные дела. Возможно, связанные с недвижимостью. Впрочем, то была лишь моя догадка. А истинных мотивов отношений Радомилы с этими людьми я, разумеется, не мог в тот момент знать.

Я улыбался новым знакомым, хотя внутри меня нарастало чувство, что эта встреча станет началом чего-то гораздо более сложного и запутанного, чем просто вечерняя трапеза в роскошном особняке графини. Взглянув на Иржину, я заметил, как она комкает пальцами край рукава своего платья, словно пытаясь скрыть собственное волнение. Мой взгляд встретился с ее, и в тот миг я понял, что, несмотря на всю внешнюю безмятежность, в этом доме скрываются некие тайны, которые ждут своего часа, чтобы быть раскрытыми.

С этого момента ужин в особняке графини Радомилы проходил для меня под знаком едва уловимого и неприятного напряжения, которое я ощущал в воздухе. В просторном зале, освещенном мягким светом свечей, все присутствующие были преисполнены не очень понятной мне деловитости и сдержанности. Эта встреча явно содержала свои определенные смыслы, замыслы и цели, скрытые под масками вежливости и учтивости. А графиня, с ее безупречными манерами и проницательным взглядом, казалась мне центром какой-то сложной системы, наподобие паутины.

Несомненно, эта пожилая знатная дама отлично владела искусством манипулировать людьми. Она была хорошо знакома с каждым из присутствующих, словно, пригласив их, плела невидимую сеть, связывая их интересы и желания воедино со своими собственными. И я не мог избавиться от ощущения, что ее истинные намерения были намного глубже, чем простые деловые переговоры. Возможно, она искала союзников для реализации каких-то своих амбициозных планов, связанных с недвижимостью в Здешове. Но, что-то в ее манере общения с гостями подсказывало мне, что дело было не только в этом.

Иржина сидела за этим же столом, как будто бы близко от меня, но, при этом, достаточно далеко, чтобы мы с ней могли общаться свободно. Стиснутая с двух сторон своими родственницами, она, разумеется, старалась говорить лишь на нейтральные темы. И от этого мы с ней оба чувствовали себя неловко, желая близости, но не имея возможности сблизиться прямо сейчас. В ее красивых глазах читалось беспокойство, и она уже не прятала нервозность. Мы обменялись влюбленными взглядами, и в тот миг я почувствовал, что мы оба оказались втянутыми в игру, правила которой нам еще предстояло узнать.

Я попытался завести разговор о чем-то легком, но слова в этой обстановке застревали у меня в горле, и потому получалось говорить снова и снова только о нашем состоявшемся переходе из Гельфа, ограничиваясь общими фразами о том, что, к счастью, все завершилось благополучно, и я безмерно рад этому. Тему опасности наступления Наполеона на город в самое ближайшее время я старался не поднимать. Я не видел смысла нагнетать сейчас страх и говорить этим гражданским людям о грозящей опасности, чтобы не портить им настроение раньше времени, рассудив, что настрадаться они еще успеют, когда французы решат штурмовать Здешов.

Внезапно разговоры вокруг нас стихли, староста магистрата встал со своего места, поднял бокал и произнес тост. Он взглянул на графиню, как будто искал в ее глазах одобрение, и произнес:

— За ваше счастливое возвращение и за процветание Здешова!

Нотариус посмотрел на него как-то косо, но тоже поднял бокал, как и все остальные присутствовавшие. В этот момент я смотрел на лицо графини и заметил, как оно слегка изменилось — в глазах пожилой женщины мелькнуло нечто, что я не мог определить точно: то ли озабоченность, то ли предвкушение. Будто она намеревалась сделать какое-то важное объявление. Это мгновение показалось мне ключевым, и я почувствовал, как в воздухе повисло предчувствие чего-то неизбежного. Но, мое ожидание каких-то таинственных сюрпризов или публичных объяснений, способных пролить свет на происходящее, все не оправдывалось, а после тоста разговор вновь вернулся к безобидной теме удачного возвращения графини и ее родных в Здешов.

Немного перебрав с выпивкой, я сам уже не мог сосредоточиться на словах. Мой взгляд скользил от Иржины к Радомиле и останавливался на каждом из гостей, а мысли блуждали, пытаясь разгадать загадки, которые, казалось, были неотъемлемой частью этого званого ужина, но в чем они заключаются, я понять пока не мог, как ни старался. И мне в голову даже пришла мысль, что, возможно, наличие каких-то тайн я придумал себе сам, а их, на самом деле, не существует. А если все-таки что-то подобное и имеет место, то касается лишь самой графини и ее личных дел.

Сойдясь однажды с Иржиной, я, в сущности, до сих пор ничего не знал о жизни ее семьи. Даже не подозревал до этого вечера о том, что ее