казенной палаты отделения в Нарве за номером… – закончив читать, Неухов вдруг покусал губу и вздохнул. – Девицу искать не просто будет. Знаю я этого Чуркина – слыхал. Никакой он не помещик – купец. Скупает девок по дворам да возит в Урюпино, в станицу… А там же ярмарка! Каждый год, по осени – на Покров. Настоящий невольничий рынок! Конечно, не так, чтоб на глазах… тайно, но все, кому надо – знают. Армянские купцы там девок оптом скупают и в басурманские страны продают… Хоть и запрещено сие, но обходят.

– Девок… – эхом повторил Антон. – В басурманские страны… Черт! Неужели опоздал?

– Не журись, – Кирилл вдруг улыбнулся, утешил: – Не такое это быстрое дело. Чуркин не дурень, не впервой девками торгует… Одну-то не повезет! Пока тут накупит… Да и до Покрова еще – ого-го! Так что есть время…

– Ага! Так ты думаешь, он где-то здесь, рядом, этот чертов Чуркин?

– Думаю, недалеко, и…

– И как же его отыскать? – нетерпеливо перебил Антон.

Губернский секретарь расхохотался:

– Отыскать? Отыскать, друг мой, можно! Газеты покупай… тут, у нас, нарвские ведомости…. Еще ревельские… петербуржские… Все… Где кто будет много девок продавать – там перекупщика и ищи! Ну и я чем смогу – помогу, делов-то… А про каплунов этих, Самосиных, ты князю не забудь, напомни…

Посидев в трактире пару часов, Антон Авдеевич отправился восвояси. Поручик нисколько не опьянел, поскольку с недавних пор пил мало, предпочитая водке вино или, черт с ней, наливку.

Назад ехали хорошо, весело! Вот ведь как иногда бывает – дело не сладили, а на сердце праздник! Что и говорить, вот уж точно – с души камень упал. Непроданные девчонки бежали вприпрыжку впереди брички, смеясь и радостно перекликаясь. Сидевший за кучера Парфен прямо светился от радости, даже управитель Егор Карасев и тот улыбался, да, улучив момент, шепнул на ухо барину:

– Это хорошо, господине, что вы девчат упырям этим не продали! Ничо… чай, хозяев им и получше найдем… А можно и не искать…

– Как это – не искать? – встрепенулся юный помещик. – А приданое как же?

– Я вам, господин, советую сызнова с Ермилом Пахомовым поговорить, – Егор, похоже, задумал воспользоваться добрым расположением духа своего молодого господина и решить кое-какие дела. В свою пользу… но и в пользу помещика тоже.

– Ермил – мужик смекалистый, дурного не предложит. И зла на вас за те батоги не держит.

Ермил… Ермил Пахомов… Кажется, он какую-то мануфактуру или фабрику предлагал… или, как он выразился – «завод»… Шальные мысли! А прожекты? Одно разорение… За то – и в батоги… Или поторопились с батогами-то? Вдруг да не разорение? Не зря ж крепостной люд Пахомова дельным мужиком считает. Кстати, Аграфена – его племянница…

Ишь, как смеются девки-то! Рады… Эвон, и песню запели… Веселую!

Зелена травушка, зелена,

Хороша рябинушка, ох, красна!

А и красна девица – хороша!

Хороша!

Так вот, под песню да смех, в Сосновку и въехали…

– Не продал! – бросившись братцу на шею, радостно воскликнула Гера. – Подружек моих не продал… Да как же решился-то!

– О тебе ж беспокоюсь, сеструшка, – Антон отозвался со всей серьезностью. – О приданом твоем… о поместье нашем… обо всем!

– Ох, братец…

– О состоянии нашем сама знаешь…

– Да уж… Ну, что же, Антоша, как-нибудь выкрутимся, верно? – девчонка хлопнула ресницами, заглядывая брату в глаза. – Не такие уж мы и моты. Вот, если б не карты еще…

– А с картами я завяжу! – сурово пообещал молодой человек. – Вот те крест, завяжу! Последний раз к старому князю съезжу… объявлю всем, что больше не игрок…

– Антоша!!!

– Под липами-то князь нынче гулял, не знаешь?

– Так гулял. Всегда ведь гуляет…

Вечером, попарившись в баньке, Антон велел Егору позвать Ермила Пахомова. Дожидаясь, испил кваску, да, пойдя к зеркалу, причесался. Может быть, подстричься, да носить парик, а не завиваться каждый раз, не пудриться, не заплетать косу?

– Звали, барин? – войдя, низко поклонился Пахомов – жилистый чернявый мужик лет тридцати пяти, небольшого роста, с подвижным лицом и умным цепким взглядом.

– Звал… – Антон обернулся, кивнул. – Садись вон, на лавку… О деле твоем поговорим. Что ты там предлагал-то?

А предлагал Ермил Пахомов ни много ни мало, как открыть мебельную фабрику! Да-да, в нищебродном-то поместье! Ну, точно, тот еще прожект… Хотя как посмотреть! Коли поместье толком никакого дохода не приносит, так почему б и не открыть? Тем более что особых денег для того и не понадобится, если верить Ермилу.

Суть предложения заключалась в следующем. На самом краю поместья, в буераках да неудоби, протекал ручей, узенький, но бурный. Вот на этом-то ручье Пахомов предлагал установить верхнебойную мельницу, сил которой вполне хватило бы на десяток токарных станков и еще на молот. Станки Ермил думал сделать сам, по чертежам – был когда-то на оброке, на мануфактуре в Ревеле, там и насмотрелся… На станках этих вытачивали бы все для мебели – ножки для стульев, этажерок, бюро и всего такого прочего. Не для простой мебели, а для, выражаясь современным языком, стильной. И весьма недешевой.

– Что ж, Ермил… – выслушав, помещик благосклонно кивнул. – Теперь вижу – дело хорошее. Давай-ка теперь составим бизнес-план!

– Что, батюшка?

– Прикинем, сколько деньжат да на что именно потребуется. Так ведь не может быть, чтоб уж совсем без расходов.

* * *

Общество у Елпидистовых собралось в пятницу, уже ближе к вечеру. Как всегда, по пятницам, пороли крепостных – с заднего двора доносились истошные крики девок. Впрочем, никто их не слушал – играли. Общество нынче собралось исключительно мужское – карточное. За игрой, собственно, и явились. Или, точнее – ради игры.

Старый князь, Петр Александрович Елпидистов, сидел во главе стола, одетый, как всегда, по-домашнему, в красном шелковом шлафроке с золотым шитьем, без буклей и парика. Окружающие, в том числе и столичный гость, все же были одеты куда более официозно – и пудреные волосы, и кафтаны… Правда, за столом сидели уже без кафтанов, в камзолах – уж больно азартная пошла игра!

Что уж там говорить, коли дорогой гостюшка, тайный советник Виталий Иванович Крестов, буквально с ходу проиграл двести рублей – пусть и ассигнациями – и уже поставил на кон серебро!

В одной популярной среди российского дворянства книжке, изданной лет пятнадцать назад и называемой «О разделении известной суммы на годовой прожиток», говорилось, что карманные деньги – это деньги для карточной игры, на побочные и неизвестные расходы, небольшие подарки и прочее. Предполагалось, что в год эта сумма не должна превышать пятьсот рублей.

Пятьсот!

У Сосновского в