— Очень доказательно, — пожал плечами Каргин. — Дамы взялись. Я о них не слышал. Президент поддержит. Что конкретно он поддержит? Назови хоть что-то, что они сделали!

— Ты имеешь в виду проекты?

— Назовем это проектами, — пожал плечами Каргин.

— Кожаные штаны и куртки для ЧК, — сказала Надя. — Это Выпь.

— Что? — не поверил своим ушам Каргин. — Сколько же ей лет?

— Мягкие сапоги, зауженные галифе, френч с накладными карманами для Сталина. Синий партийный китель и кепка для Мао Цзэдуна, — продолжила Надя. — Это Бива. Еще примеры?

Каргин молчал, обдумывая услышанное.

Надя продолжила:

— Толстовка в складку, перепоясанная узким ремнем, одежда для ошибающихся правдоискателей и страстотерпцев, — это тоже Бива. Прямое, без талии пальто, шляпа с узкими полями, одежда предателей. Выпь. Тесный пиджак, узкий галстук, рубашка с воротником вразлет, одежда глупых, внушаемых и стопроцентно управляемых. Тоже Выпь. Плюшевый жакет, розовые или голубые с начесом трусы, сороковые–семидесятые годы, вся женская сельская Россия. Некрасиво, но практично. Придатки в тепле, демография на уровне. Это Бива.

Надя увлекалась перечислением не имеющих доказательств и, следовательно, отношения к реальности примеров и частично потеряла бдительность.

Каргин, как краб, подкрался к ней незаметно, крепко взял в клещи. Он учел неудачную первую попытку, а потому так тесно прижался к Наде, что той было просто не пошевелиться, не говоря о том, чтобы травмировать похотливого (по Ницше) жителя мегаполиса, то есть Каргина. Он знал ее особенность — делать главное дело, не размениваясь на второстепенные. Поэтому спросил, отвлекая Надю от направленных на размыкание сексуальных клещей действий:

— Что они могут предложить?

— Это не формулируется словами. — Надя как будто размягчилась в клещах, и Каргин, не ослабляя хватки, двинулся вместе с ней в направлении черного кожаного дивана. Это был нехороший, какой-то контрафактный диванишко. Сколько Каргин ни протирал его одеколоном, ни проветривал кабинет, он все равно, подобно злобному хорьку, исторгал из себя невидимый вонючий клей, безошибочно реагирующий на соприкосновение с обнаженным (даже частично) человеческий телом. И прошлая, и нынешняя секретарши Каргина ненавидели диван и неоднократно составляли от имени начальника письма с требованием его заменить, но хозяйственники, цинично ухмыляясь, игнорировали письма.

— А ты попробуй. — Вспомнив шлепающий звук, с каким отдирались от дивана задницы и ляжки, особенно если звонил прямой — с министром — телефон, Каргин изменил направление, повлек Надю к приставному столику.

— Бива даст нить, — прошептала, определенно смиряясь с печальной участью сексуальной рабыни, Надя.

— Нить? — удивился, расстегивая ремень, Каргин. — Какую нить?

— Тройную нить из глубины земли, — он едва слышал Надю, она как будто бредила в его объятиях. — Кровь и почва, над ними трава... Она непобедима, растет всегда, покрывает все. Эта нить соединит народ и землю. Пришитый к земле народ непобедим. Земля, — простонала Надя, — должна принадлежать народу...

И большевики так считали, вздохнул Каргин, потом, правда, передумали.

— Бива даст тройную нить, — уточнил он, мягко понуждая Надю опереться на приставной столик и одновременно раздвинуть ноги. Мешала длинная и узкая официальная юбка. Надя свято соблюдала служебный дресс­код. — Что даст Выпь? — Каргину неожиданно легко удалось отправить (лифтом?) юбку вверх, а трусы (другим лифтом) вниз.

— Волю, — прошептала Надя. — Подстреленная выпь не падает на землю, продолжает полет. Она даст ткань. В ней будет воля к полету, который не сможет остановить даже смерть.

Надя обреченно уперлась руками в приставной столик. Каргин быстро расстегнул пуговицы на ее белой блузке, легко высвободил из (к счастью, молчащего) бюстгальтера грудь. Он не прикасался к Наде много лет, но помнил, что раньше ее грудь была значительно меньше. Сейчас ее груди показались Каргину большими, тяжелыми и упругими, как будто наполненными... (не молоком же?) водой. Да, именно такое странное и неестественное сравнение пришло в голову Каргину. Одна его рука затерялась между больших Надиных грудей, другая устремилась вверх по гладким ногам, куда обычно неотменимо, но иногда опережающе устремляется мужская рука. И... свободно, как (сексуально озабоченный?) конькобежец по льду, проскользила между расставленных ног, не обнаружив того, что там должно было быть. Или — чего там не быть никак не могло.

— Я говорила, ты делаешь ошибку, — сказала Надя.

Каргин подумал, что сходит с ума. Он снова прошел прежним маршрутом — на сей раз жадно растопыренной пятерней, как неводом, захватывая как можно шире интимное телесное пространство.

— Это невозможно, — пробормотал Каргин, в третий раз забрасывая невод, на сей раз на максимально доступную руке длину. В ладонь вдруг что-то вонзилось. Каргин вытащил руку, увидел каплю крови.

— В приемной аптечка, там йод. — Надя быстро натянула юбку и застегнула блузку.

— Ты меня... ногтем? — спросил Каргин, рассматривая ладонь.

— Нет, — спокойно ответила Надя. — Это плавник.

— Как ты это сделала? Чем... залепила?

— Ты спросил, что могут дать Выпь и Бива, — проигнорировала вопрос Надя, — но не спросил, что сам должен для этого сделать.

— Я? Кому? Должен?

— Если ты хочешь, чтобы все получилось, ты должен с ними переспать. Не со мной, я предупреждала, а с Бивой и Выпью. Про меня забудь.

— Других вариантов нет? — спросил Каргин.

— Есть, — ответила Надя, — но он вряд ли нас устроит. Это тупиковый путь.

— Нас?

— Тебя и президента, — сказала Надя.

— А кто решает, какой путь тупиковый, а какой нет? — поинтересовался Каргин.

— Кто надо, — ответила Надя и вышла из кабинета.

1

Некоторое время Каргин сидел в одиночестве на вонючем кожаном диване, уставившись в ковер на полу и не отвечая на звонки.

— Может, чаю или кофе? — заглянула в кабинет секретарша.

— Чаю? Нет, лучше сделай два эспрессо, — передумал Каргин, — и... посиди со мной.

— Странный вы сегодня. — Секретарша вышла из кабинета.

В приемной захрустела, перемалывая зерна, кофемашина.

Она уже не человек, она стала такой, как эти... Бива и Выпь. Интересно, что там у них? У Выпи — болото, хотя нет, воздух, она же летит подстреленная, вдруг у нее там... выстрел? У Бивы — мох или... нить, которую надо вытягивать из земли, как тонкий веревочный корень? Мысли рассыпались, как разноцветные скрепки, которые Каргин зачем-то вытряхнул из коробки, где они мирно покоились не один год.