Но я не думала – я знала, что маленький Чарли Вудкок непременно выздоровеет.

* * *

Между тем подготовка к осеннему фестивалю действительно шла полным ходом, и дел у меня было по горло. Из развлечений я запланировала катание в фургонах (на самом деле это были обычные ломовые телеги, но я придумала оборудовать их парусиновыми тентами, чтобы они напоминали повозки первопоселенцев), игру «поймай яблоко», соревнование по поеданию пирогов и ужин с жареными цыплятами, сладким картофелем и десертом. Вечером, конечно, будут танцы под оркестр и, возможно, конкурс исполнителей чарльстона. Все это, однако, надо было наилучшим образом организовать, и я работала, не щадя ни сил, ни времени.

И продолжала толстеть.

В июле мои дни так и не наступили. Не было их и в августе. Теперь я была почти уверена, и можно было сообщить новость Уиллу. По этому случаю я приготовила его любимый ужин: пожарила цыпленка и испекла печенье с кремом – точь-в-точь такое, какое когда-то готовила Уиллу его мать. На сладкое был трехслойный шоколадный торт.

В ожидании Уилла я зажгла свечи, потом зачем-то протерла буфет, который и так сверкал. Я порхала по всему дому, словно маленькая глупая пчелка, которая старается добиться полного совершенства. Когда наконец хлопнула входная дверь, я бросилась в прихожую и встретила Уилла бокалом особого яблочного вина, которое мистер Миллер, владелец самого большого в городе фруктового сада, готовил каждое Рождество.

– В чем, собственно, дело, дорогая? – спросил Уилл, когда я провела его в гостиную, где был накрыт стол. – Сегодня какой-то праздник?

– Праздник, – подтвердила я.

Он слегка приподнял брови:

– Какой? Я что-то не…

– Что-то вроде дня рождения.

– Но до моего дня рождения еще полгода. А у тебя день рождения и вовсе в мае.

– Да, этого дня рождения тоже придется подождать, – сказала я, не в силах сдержать улыбку.

Уилл сел за стол. Потом его глаза вдруг расширились и он так резко вскочил, что задел бедром за столешницу, едва не опрокинув вино.

– Ты беременна! – воскликнул он, заключая меня в объятия.

– Да. И через семь месяцев у нас родится маленькая девочка.

– Маленькая Брунгильда? – Он крепче прижал меня к себе. – Откуда ты знаешь, что будет девочка?

– Знаю, и все, – ответила я и добавила: – Знаешь, что я решила? Давай выкрасим детскую в желтый.

– Как цветы купальницы?

– Нет, мне кажется – этот цвет слишком насыщенный. А вот бледно-лимонный будет в самый раз.

– У нас в сарае лежит старая колыбель – та самая, в которой когда-то спал я, – сказал Уилл. – Конечно, ее придется заново покрасить, но вообще-то она в отличном состоянии.

* * *

На следующий день, как только Уилл ушел в город, я написала письма сестрам, чтобы поделиться с ними своей замечательной новостью. Потом я отправилась к Миртл. По улице я шла чуть ли не вприпрыжку – до того легко и радостно было у меня на душе. Я готова была раскланяться с каждым встречным и крикнуть во все горло: «Я – миссис Этель Монро из Лейнсборо, и у меня будет ребенок».

На шерстопрядильной фабрике загудел гудок. Я повернула на Саут-Мэйн-стрит, которая вела к центру города, где находились церковь, городской парк и кабинет Уилла. Дома́ там были большие, почти все выбеленные, и перед каждым – аккуратный палисадник с цветами. В палисаднике перед домом Миртл пламенели плетистые розы на шпалерах, а на просторной веранде стояло деревянное кресло-качалка, в котором ее муж Феликс каждый вечер курил свою трубку.

Миртл пригласила меня на кухню и поставила на стол свой лучший чайный сервиз.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, разливая по чашкам чай. – Щеки разрумянились, глаза блестят… Может, у тебя лихорадка?

Когда я рассказала, в чем дело, Миртл вскочила и обняла меня за шею обеими руками.

– Ну, наконец-то! – воскликнула она. – Я ужасно рада за тебя, Этель! И за Уилла тоже!

Чтобы отпраздновать это событие, Миртл достала огромный бисквитный торт, припасенный к ужину.

– Кто-нибудь еще знает?

Я покачала головой:

– Кроме тебя – никто, только Уилл. Еще я написала своим сестрам.

– И когда ты ждешь маленького?

– Уилл подсчитал – она должна родиться в начале марта.

– Она?

– Я уверена, что будет девочка. Уилл, конечно, сомневается, но я знаю.

– Да, есть вещи, которые мы, женщины, знаем лучше, – согласилась Миртл, снова садясь за стол. – Очень удачно, что твоя дочка появится на свет весной, когда сквозь снег пробиваются первые цветы, а на деревьях набухают почки.

Она положила себе в чай сахар и размешала серебряной ложечкой. Я откусила кусок торта, который оказался таким сладким, что у меня заныли зубы.

– Я хотела сказать тебе одну вещь, – сказала я, – только это секрет. Ты никому больше не рассказывай, договорились?

– Не скажу, конечно. – Миртл подалась вперед, и глаза ее заблестели. – А в чем дело?

– Дело в том, что… Когда мы были в том отеле в Бранденбурге, я пошла к источнику и загадала желание.

Миртл положила ложечку на блюдце.

– Какое желание?

Я неловко рассмеялась.

– Я знаю, это звучит глупо, но… В общем, я пожелала, чтобы у меня был ребенок.

Моя подруга издала какой-то звук, словно собиралась заговорить, но никаких слов не последовало.

– Признаться, я чувствовала себя очень неловко, поэтому пошла к источнику одна… И потом, я не очень-то верю во всякие чудеса, но теперь… Или это просто совпадение, как ты думаешь?

Миртл не ответила. Она вообще не шевелилась, словно пораженная какой-то мыслью. Краска отхлынула от ее щек, глаза остекленели. Моя подруга стала похожа на восковую фигуру. Только потом я вспомнила, как Миртл рассказывала мне о своей поездке к источнику, где ее Феликс вновь обрел способность ходить, вспомнила ее слова: «Эта вода не только дает, но и берет».

В конце концов Миртл справилась с собой, стряхнула сковавшее ее странное оцепенение и улыбнулась:

– Значит, в начале марта? Сейчас тебе, конечно, кажется, что это еще не скоро, но ты и не заметишь, как быстро пролетит время! Впрочем, его как раз хватит, чтобы приготовить ребенку отличное приданое – крошечные нарядные платьица, ночные рубашечки и прочее… Я сама свяжу для девочки одеяло… – Она поднесла чашку к губам, и я увидела, что рука ее дрожит.

18 июня 2019 г.

Наполнив небольшой дорожный термос свежим кофе, я отправилась в аэропорт в желтом «Мустанге» сестры. Водительское кресло еще хранило отпечаток небольшой, мускулистой фигуры Лекси. На полу со стороны пассажира валялась бутылка из-под диетической колы. На рычаг переключения передач была надета резинка для волос, а на зеркале заднего вида висели очки для плавания. Машина даже пахла Лекси – это был теплый, цветочный аромат с терпким привкусом масла чайного дерева, входящего в состав мыла, которым она предпочитала пользоваться. Должно быть, поэтому, стоило мне только сесть в машину, как моя тоска по сестре многократно усилилась, превратившись почти в физическую боль, пульсирующую во всем теле.