Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да.
– Не держи зла на нас, зрил, что из-за этого олуха, – кивнул Степан на Гаврюху, – неразбериха вышла, проходи смело.
– Я не держу обид и зла, только так службу у Кремля столицы русской нести не можно.
– Да, понимаю, исправимся. Ты это, Михайло, не знаю, как по батюшке величать, десятнику о том, что случилось, не говори, а то он дюже лют на расправу.
– Ладно.
Послышались шаги, появился еще один стражник, но на нем была одежда начальника.
– Десятник, Богдан Семенович Копарь, – шепнул Бордаку Степан.
– Что тут у вас? – оглядев стражников и Михайло, спросил Копарь.
Степан поздоровался, поправил кафтан, шапку, взял как след бердыш и поспешил доложить:
– Да вот, Богдан Семенович, человече, о котором предупреждал, прибыл.
– Приветствую тебя, Михайло Лексеич! – взглянул на Бордака десятник.
– И я тебя тако же.
– Что-то припозднился.
Бордак не стал объяснять, что вышла заминка со стражей:
– Так и срок был условлен после вечерни.
– Ладно, почему не проходишь? Бывал же здесь.
– Бывал, уже собирался, а тут ты.
– Да? – Десятник строго посмотрел на стражников и ни с того ни с сего сунул кулак под нос Степану: – Я вот тебе!
Тот отшатнулся, но промолчал.
– Идем, Михайло Лексеич, провожу, так велено, – кивнул десятник Бордаку.
Они пошли подземным переходом, спустились по ступеням к ровной площадке, где стоял деревянный обнос колодца, потом опять же по ступеням поднялись вверх и вышли в Тайницкую башню. Оттуда к тыловой стороне великокняжеского Дворца. Прошли во внутренний двор, но десятник не остановился, повел дальше по тропе, мощенной камнем, в другой потайной, скрытый от взора людей дворик.
Там десятник встал, обернулся к Бордаку:
– Жди здесь. Я буду у дворца, провожу в обрат. И оружие отдай! Положено так.
Михайло кивнул, отдал саблю. Осмотрелся. Он находился на площадке, ограниченной кустами, сбоку стояла лавка, и, когда десятник ушел, он присел на нее и стал ждать.
Ждал недолго. Вскоре появился вельможа, что можно было определить по одеже, и, не приветствуя, спросил:
– Михайло Бордак?
– Он самый!
– Грамота, что получал, уезжая в Крым, при себе?
– А как же!
– Дай мне! Она тебе пока не понадобится.
Бордак достал свиток, который не раз выручал его, отдал вельможе. Тот повернулся, чтобы уйти, но вдруг отшатнулся в сторону.
По тропинке шел сам царь Всея Руси, Иван IV Васильевич Грозный.
Вельможа поклонился, и царь кивнул ему:
– Уйди, боярин! И гляди, чтобы никого рядом не было.
– Да, государь.
Царь приблизился к Бордаку. Михайло почувствовал оторопь, но Иван Грозный улыбнулся, просто, по-человечески, и приветливо произнес:
– Ну, здравствуй, посланец Михайло Бордак.
– Долгих лет, государь!
Иван Васильевич прошел до скамьи, сел, поставив рядом посох.
– Садись и ты, боярин.
Бордак оторопел еще боле.
– Извиняй, государь, но я не боярин, – выдавил он.
– С того момента, как вернулись выкупленные люди на Москву, боярин, али не желаешь принимать чин?
– Это так неожиданно.
– Привыкнешь быстро, ты же из дворянского сословия. Теперь быть тебе выше. Но у меня не так много времени, рассказывай, что узнал в Крыму. Мне Афанасий Нагой докладывал, но то тайной грамотой через гонца, а я желаю услышать от тебя лично.
– Но пред тем дозволь передать тебе подарок мурзы Басыра, у которого выкупили невольников, – спохватился Бордак.
– От этой собаки и подарок?
– Он просил передать, я сполняю! – пожал плечами Бордак.
– Давай!
Михайло достал из сумки короб.
– Чего там? – спросил царь.
– Ожерелье для твоей будущей супруги.
– Пошто без спросу смотрел? – голос царя приобрел металлические, холодные нотки.
– Извиняй, государь, сам не открыл бы. Спросил у мурзы, чего в коробе, он и сказал.
Иван Васильевич отложил короб, не посмотрев внутрь, и взглянул на Бордака:
– Молви, Михайло, по делу.
– Слушаюсь. Дела, государь, назревают нехорошие. Султан турецкий требует от крымского хана Девлет-Гирея нашествия на наши земли. К тому же его толкают и местные торговцы «живым» товаром. Не ведаю, как смог продержаться долгое время в проклятой Кафе.
– Ходил на невольничий рынок? – неожиданно спросил Иван Васильевич.
– Ходил, государь, дабы встретиться с людьми татарских вельмож, а опосля и с ними.
– Что там?
– Горе, государь. Оно душит, сковывает тело, рождает ярость, а в бессилии угнетает дюже. Дьявольское место.
– Слышал, там ты себе жену купил?
– Я выкупил женщину с ребенком, не ведая, что опосля полюбится она мне.
– То хорошо. Будьте счастливы.
– Благодарствую.
– Что мурза Азат?
– От него и получил вести.
– Что принято малым и большим диванами в Бахчисарае?
Бордак доложил.
– Значится, весною ждать «дорогих гостей»? – нахмурился царь и несколько раз с силой ударил посохом по камню.
– И частью уже в этом году.
Михайло рассказал о замысле крымского хана и осенью беспокоить русские земли. Подробно доложил, кто из татарских вельмож поведет орды из Крыма, когда поведет, с какой целью. Впрочем, цель была ясна и без объяснений. Любые набеги ордынцев имели одну цель – разорение городов и сел, захват людей в полон. Сейчас идет разведка.
Выслушав посланца и новоявленного боярина, царь проговорил:
– Значит, нынешним месяцем татары пойдут на Новгород-Северский, Рыльск и по рекам Северский Донец, Оскол к Дону?
– Да, государь.
– Поведет рать Галибей, с ним пять мурз, среди которых и твой знакомец, а также осведомитель мурза Азат?
– Да!
– А большой поход назначен на весну, и Девлет-Гирей желает опустошить земли у Козельска?
– Скорее всего и у других городов-крепостей. Попытается взять их.
– О походе на Москву речи не велось?
– Нет!
– Ты вот что, Михайло, ныне же составь подробный отчет о пребывании в Крыму. Все, что узнал, о всех, с кем имел дело, опиши, не упуская мелочей.