А настоящего призрака, обитающего в замке, никто не мог видеть и слышать, потому что он сам не хотел этого. Его присутствие выдавало только понижение температуры, неочевидное, но все же заметное. В местах, где он появлялся, монахи чувствовали себя неуютно и начинали шептать молитвы, а их четки постукивали, как кости. Вероятно, при жизни он был богатым и знатным человеком, и мальчик рассказал о нем брату Сальваторе. Тот кивнул:

– Я знал о нем, но не видел. С возрастом мое зрение, истинное зрение, начинает слабеть. И не могу сказать, что это меня сильно огорчает. Некоторых вещей лучше не видеть – они не предназначены для человека. Как он выглядит, ты говоришь?

Васька описал призрака, как мог. На нем были красные, шитые золотом одежды, и кровавые пятна на красном были почти незаметны. У него было смуглое и бледное лицо. Мальчик уже знал, что призраки бывают либо злы и свирепы, либо печальны и словно бы смущены. Смущает их, вероятно, непонятная необходимость оставаться в этом мире после смерти и пугать живых, смущает неопределенность собственного положения… Но этот был не таков, он не гневался и не печалился. Он был слишком горд для этого – именно гордость выражало породистое лицо, плоть которого давно уже истлела в земле и стала землею. Этот призрак мог бы показаться падшим ангелом.

– Посмотри, не он ли?

Да, это был он. Те же надменно полуприкрытые глаза, сухое лицо. Старинная пожелтевшая гравюра.

– Это кардинал Чезаре Борджиа, казненный инквизицией. Ты знаешь, что такое инквизиция, мой мальчик?

Он, конечно, знал. Об инквизиции ему говорили на уроке Закона Божьего, в гимназии. Помнится, как сейчас: отец Филарет, холеный, красивый, русая борода вьется кольцами – идет вдоль рядов, шурша фиолетовой рясой, прикасается к головам детей. Руки у него очень белые, пухлые, пахнут тонкими английскими духами.

– Благодарение Богу, что христианская Церковь избавилась от такого порока!

Брат Сальваторе, выслушав ученика, грустно заметил:

– Дела ее ужасали современников и будут прокляты в веках. Над землей гремят войны, целые народы уничтожаются ради тщеславия других народов, и инквизицией все так же пугают людей, как неразумного ребенка нянька пугает волком! Мало кто знает, и мало кто хочет знать, что подавляющее число приговоров о ведьмах вынесли светские суды. Хотя инквизиция действительно преследовала ведьм, точно так же поступало и практически любое светское правительство, а к концу шестнадцатого века римские инквизиторы начали выражать серьезные сомнения в большинстве случаев обвинения в ведовстве. Инквизиция преследовала иудеев? Да, такое было, но уже в году… О, память моя! Но уже в году тысяча четыреста пятьдесят первом папа Николай V передал римской инквизиции дела о еврейских погромах. Инквизиция должна была не только сурово наказывать погромщиков, но и действовать превентивно, предупреждать и отвращать насилие! Кроме того, не стоит путать инквизицию доминиканскую и испанскую. Испанская и в самом деле отличалась чрезвычайной жестокостью. Ты знаешь имя Торквемады? Это он изгнал иудеев из Испании…

Старый монах закрывал глаза. Его веки были тонки, как папиросная бумага, так тонки, что ученику казалось – даже закрыв глаза, он продолжает видеть. Он говорил, и тогда мальчик закрывал глаза и тоже видел, видел картины прошлого, далекого и недавнего, великолепного и ужасающего…

…В прекрасном цветущем саду, на каменной скамье, сидят двое – мужчина и женщина. Оба богато и неудобно одеты – в жесткие, вышитые золотом одежды. У нее одутловатое лицо святоши, она затянута в корсет, набелена до свинцовой синевы, надушена мускусом – Василий наяву чувствовал этот острый запашок, от которого трепетали ноздри левреток, лежащих у ног дамы. Мужчина выглядит моложе, у него сладкие и наглые глаза, капризно приподнятая верхняя губа показывает белые и острые зубы. Он похож на мелкого, но опасного хищного зверя. В его руках трепещет веер.

– Так что же?

– Война с маврами истощила наш бюджет, – говорит он вкрадчиво. – Гранада пала, но победа далась нелегко.

– Зато теперь вся наша страна может быть обращена к католичеству, – отвечает она, провожая глазами лепесток, падающий с гранатового дерева. Медленно, медленно, ведь нет ни ветерка, ни дуновения, опускается лепесток на воду, соприкасаясь со своим отражением, на секунду становясь им.

– Да, ангел мой, вы правы, как всегда. Но послушайте… Сегодня утром…

– Я давно жду, когда вы мне расскажете…

– Прибыла депутация от наших любезных подданных. – В голосе мужчины звучит ирония. – От иудеев.

Мерные движения веера замирают. Королева Изабелла Кастильская смотрит на мужа. Месяцем раньше, тридцать первого марта, они подписали указ об изгнании иудеев из Испании – всех иудеев, не желающих принять крещения.

– Вы хотите принять их теперь?

Фердинанд кивает.

– И вы конечно же знаете, о чем пойдет речь?

Он снова наклоняет голову – покорно и насмешливо. Его королева, его некрасивая жена, смотрит на него пристально, словно пытаясь прочесть его мысли. Она никогда не может понять, что у него на уме, – она, проницательнейшая из королев! Что скрывает маслянистый блеск этих глаз?

Одна из левреток принимается рычать, и Изабелла слегка пинает ее тупоносой туфелькой со сверкающей алмазной пряжкой. Рычание переходит в визг. Между деревьями видны люди. Они приближаются не спеша, словно желая напоследок обсудить между собой что-то важное, и Изабелла приходит в раздражение. Но она ничем не выдает своего состояния и принимает положенные по церемониалу поклоны, спокойно рассматривая депутатов. Их четверо – трое мужчин и девушка. На камзоле одного из мужчин нашита алая отметина, такая же – на платье девушки. Она некрасива, у нее длинный костистый нос, впалая грудь и лицо изможденное. Изабелла думает, что явившиеся иудеи нарочно взяли с собой такую уродину, памятуя о том, что королева дурна собой. Недовольство Изабеллы Кастильской растет, и на лицо ее ложится тень. Она чуть заметно кивает, и Фердинанд понимает этот сигнал.

– Говорите, – приказывает он.

– Ваше величество, мы жили в Испании испокон веков. Мы строили дома, сажали сады, умножали свои богатства и семьи и в конечном счете способствовали процветанию государства, – начинает старший, высокий мужчина с черной бородой. Изабелла знает его. Это Алонсо де лас Касас, обращенный иудей, занимающий высокий государственный пост в Севилье. Молодой маран рядом с ним – его сын. – Мы готовы жить в мире со всеми оппонентами, но…

Изабелла вздрагивает, по лицу ее пробегает легкая рябь – это начало нервного тика, которому она подвержена. Дальше можно не слушать. Она и сама все знает. Христиане и иудеи всегда соседствовали на этой земле, это правда. Христиане ненавидели евреев за распятие Христа, иудеи презирали секту, которая создала новую религию на теле древней. Они были естественными противниками, при этом иудеи действительно готовы были жить в мире, ведь их мало что интересовало, кроме их семей и денег. Христиане же горели желанием приобщить всех к своей вере. К тому же скромность не входила в число добродетелей иудейских. Они носили богатые пестрые одежды и украшения из драгоценных камней. Поэтому к ненависти христиан из-за убийства Христа добавлялась и зависть тех, кто не был столь удачлив. А зависть может быть еще более опасна, чем открытая ненависть. Иудеям было приказано жить в гетто, отдельно от христиан. Им следовало носить опознавательные знаки на одежде, им запрещалось ездить верхом и именоваться титулом «дон», они не имели права жениться на христианках, занимать государственные должности, а также быть аптекарями и врачами. Но при крещении все эти ограничения снимались. Имела значение не раса иудеев, а их религия. Неудивительно, что иудеи принимали крещение десятками тысяч. Мараны получали все права: становились обычно самой богатой частью населения, занимали важные должности и проникали в ряды духовенства. Но вскоре благоденствие кончилось. Юной Изабелле, тогда еще только сестре короля, рассказали о весьма благочестивом монахе-доминиканце. Его звали Томас Торквемада. Кастильская инфанта пожелала видеть его в качестве своего духовника. Он способствовал ее браку с Фердинандом Арагонским и возведению ее на трон. Ему она доверялась беззаветно, ему она обещала: если станет королевой, то учредит в Испании инквизицию. Только потом она узнала за своим духовным отцом качество, далекое от святости. Его ненависть к иудеям, более фанатичная, чем даже к протестантам и морискам, испанским мусульманам, обращенным в христианство, казалась порой даже загадочной. Торквемада получил прозвище Бич Иудеев, он преследовал их с особым рвением – не потому ли, что в нем самом была четверть еврейской крови? Лас Касас даже не рискует произнести имени великого инквизитора – очевидно, боится его, как огня, как огненного аутодафе…