шатры костями убитых Змиерубов. Так поступали многие воины-ягуары, но мало кто мог похвастать таким внушительным числом боевых трофеев. Ребра, берцовые кости и черепа убитых наемников перестукивались на ветру. Джолан подошел к шатру в центре стоянки, украшенному пятью черепами.

Рядом с шатром стреноженная лошадь Оромира щипала траву.

Джолан медлил. Он вообще не знал, что сказать. Может, лучше уйти. Глупо все это. Внезапно из шатра вышел человек.

Не Оромир.

Воину было лет тридцать; в длинных черных волосах сверкали кольца, густая борода маслянисто поблескивала в лунном свете. Толстыми мозолистыми пальцами он затягивал пояс штанов.

– Ты что, смерти ищешь, малец? – спросил он, выговаривая слова на манер обитателей Дайновой Пущи.

– Я… Ох, извини…

– В чем дело, Кес? – спросил Оромир из шатра.

– Тут какой-то малец бродит. – Кес вгляделся в Джолана. – А, это вроде бы наш лекарь, тот, который хвостом за королевой таскается.

Оромир фыркнул:

– Он зла не причинит. Пусть войдет.

Кес пожал плечами и зашагал мимо Джолана.

В шатре пахло пивом и потом. Оромир сидел на скатке в углу – совершенно голый, в обнимку с глиняным кувшином.

Снаружи снова начался дождь.

– Судя по всему, Кес – хороший человек, – сказал Джолан.

– Зачем ты пришел?

– Поговорить.

Оромир пожал плечами:

– Ну, говори.

Джолан посмотрел на Оромира. Раны, полученные в битве у Фаллонова Гнезда, заштопали грубо и небрежно, из-за чего лицо выглядело устрашающе.

– А если б ты ко мне обратился, – сказал Джолан, дотрагиваясь до своей щеки, – шрамы были бы незаметнее.

Оромир поморщился и отпил из кувшина.

– От шрамов не умирают.

– Верно. – Джолан сглотнул и уселся на пол. – Виллем говорит, что ты по-прежнему ищешь Гаррета.

– Я буду искать мерзавца до тех пор, пока не отправлю его в последнее плавание. Или сам туда не отправлюсь.

– Ты знаешь, где он?

Оромир скривился:

– Ты пришел поговорить о Гаррете?

– Нет. – Джолан замялся. – После гибели Камберленда мы с тобой не общались. Мне захотелось узнать, как ты.

– У меня все великолепно. О такой жизни я и мечтал.

Внезапно Джолан разозлился.

– Что ж, живи как хочешь. – Он вскочил. – Топи свое горе в выпивке, если тебе так больше нравится. Извини, что помешал. И завтра постарайся уцелеть в логове дуболомов.

Джолан направился к выходу из шатра.

– Погоди, – со вздохом сказал Оромир. – Пережди дождь, до вашей стоянки далеко. Хочешь выпить?

Он отыскал глиняную кружку и налил в нее какой-то едко пахнущий и явно очень крепкий самогон.

– Где это вы такое зелье варите? – спросил Джолан после первого же глотка.

– Тебе лучше не знать.

Джолан пожал плечами и отпил еще.

– А тебе как живется в помощниках у королевы-ведьмы? – спросил Оромир.

– Мы пытаемся разобраться в устройствах Варда, но… в общем пока все наши старания безуспешны.

– Кес говорит, что вы общаетесь с демонами. Трахаетесь с ними, чтобы усилить свои колдовские чары.

– Я каждый день по восемнадцать часов решаю всякие математические уравнения, чтобы улучшить магнитную ориентацию опытных моделей.

– По-моему, трахаться с демонами интереснее.

В небе сверкнула молния, стреноженная лошадь испуганно заржала.

– Не бойся, все в порядке, – окликнул ее Оромир из шатра. – Это просто гроза.

– Как зовут твою лошадь? – спросил Джолан.

– Я не дал ей имени.

– А…

– Ну да, а сейчас ты меня в этом укоришь. Начнешь нести всякую херню про то, как я изменился в худшую сторону.

Джолан пожал плечами:

– Во время войны нет смысла давать имена лошадям.

Оба опустошили кружки, и Оромир снова наполнил свою.

– Мне до сих пор снятся кошмары про гибель Камберленда, – сказал Джолан. – А тебе?

– Когда-то снились, – прошептал Оромир и качнул кувшин. – Но выпивка их отгоняет.

Джолан это знал. В первые недели после гибели Камберленда он и сам каждый вечер готовил себе имбирное снотворное и прекратил его принимать лишь тогда, когда начал работать с Эшлин.

– А иногда, очень редко, мне снятся не кошмары, а хорошие сны. О том, как у нас все было раньше, – сказал Джолан. – Как мы сидели в таверне, а Виллем упился ливенелем. Как мы скакали вдоль реки. Как ужинали у костра и делали вид, что Стэн умеет готовить…

Оромир молчал.

– А еще мне снятся сны о нашей ночи в каюте неболёта. И тогда… понимаешь, я просто хочу сказать, что у меня сохранились к тебе чувства. Не только боль, вина и сожаление. – Джолан вздохнул. – Я знаю, что ты винишь меня в том, что произошло. Я и сам себя виню. Но может быть, ты глубоко в душе тоже что-то чувствуешь?

Оромир долго смотрел на него, а потом сказал:

– Не важно, какие у меня к тебе чувства, Джолан. Потому что для меня ты всегда будешь тем дурачком, из-за которого погиб Камберленд. Я не могу тебе этого простить. Так что да, я готов с тобой выпить и поболтать о прошлом, если тебе от этого станет легче. Хотя меня очень расстраивают напоминания о самой большой ошибке в моей жизни.

Джолан выбежал из шатра. Из-за слепящих слез он не смог отыскать свою палатку, поэтому без сил опустился на корточки под огромным дайном, обхватил себя руками и стал дожидаться рассвета.

13. Нола

Заповедный Дол, таверна «Кошачий глаз»

– Почем остаток паку? – спросил Келлар, жадно поглядывая на рыбу.

– По договорной цене, так сказать, – ответила Нола, протирая барную стойку, на которой недавний посетитель оставил после себя россыпь крошек, потому что целых полчаса потягивал кружку ливенеля и жевал горстку кешью.

Келлар облизнул губы.

– Два серебряка.

– За два серебряка могу предложить щепотку рыбьей чешуи, – фыркнула Нола.

– Три монеты?

– Обижаешь.

Прошлой луной за три серебряка Келлар получил бы целую рыбину и бесплатный ливенель в придачу. Но времена переменились, и серебро дешевело с каждым днем. Единственным по-настоящему ценным товаром была данфарская провизия. Ее по большей части разобрали бароны, а банды растащили остатки. А Ноле сегодня нужна была хорошая выручка, чтобы завтра на черном рынке купить данфарскую свинью. Для этого требовалось отчаянно накручивать цену на оставшуюся в таверне еду и выпивку.

– Таких денег у меня нет.

– Значит, рыбы ты не получишь.

Почесав в затылке, Келлар предложил:

– А как насчет папирийской подзорной трубы? Я ее выиграл прошлой весной у какого-то пирата. Она серебряная, в нее весь город видно.

– Кому сдался этот задрипанный городишко?

Келлар оторвал взгляд от рыбы и посмотрел на Нолу. На минуту ей показалось, что он вот-вот выхватит из-за пояса карманный нож. Тогда Ноле несдобровать. Она ответила Келлару таким же злобным взглядом, даже злее. В этом и