Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ешь спокойно. И слушай меня.
– Хорошо, доченька, – кивнул Петр. – Ты очень умная!
– Запомни: Ирке ни слова! Ты сегодня из дома не выходил.
– Ага.
– Мы никуда не ездили.
– Угу.
– И водку не пей!
– Да! Ни за что, – испугался алкоголик, – мне сейчас гораздо лучше стало! Голова не болит и не тошнит.
– Вот и хорошо, – сказала я, – поехали.
– Куда? – заморгал Петр.
– К бабке, – вздохнула Ксюша.
– К Полине? Она добрая и суп вкусный варит, – пришел в восторг ее отец.
– Вот черт! Совсем забыла про обретенную родственницу, – воскликнула Ксю. – Лерка и Ирка гарантированно раньше восьми не придут. Первая в школе, у них сегодня занятия в театральном кружке, а вторая моет пробирки допоздна. Но Полина-то может заявиться в любое время. Интересно, куда она подевалась? Ладно, с трудностями надо бороться по мере их поступления, зачем заранее усложнять себе жизнь, вдруг Полина припрется к полуночи? Хотя интересно, где старуха шляется?
* * *
Целительница жила в покосившейся избушке. Я и не предполагала, что в ближнем Подмосковье сохранились такие места. Вроде от станции два шага, до Москвы десять минут езды, а глухомань. На звонок никто не отреагировал, пришлось колотить в дверь ногой.
– Иду, иду, – закряхтели внутри, – вот люди шебутныя. Куда торопитесь?
Дверь распахнулась, сгорбленная старушонка, опиравшаяся на клюку, прохрипела:
– Зачем пожаловали?
– Я звонила вам насчет алкоголика, – начала Ксения.
– Аха! Проходь сюды, направо.
– Не хочу, – уперся Петр, – мне тут не нравится.
– А и не нужен ты мне, – резво отреагировала бабка и захлопнула дверь.
– Лучше молчи, – велела Ксения отцу и принялась барабанить кулаком по филенке.
Старушонка высунулась наружу.
– Чего надо?
– Мы лечиться пришли, – напомнила Ксю.
– Его не возьму.
– Почему?
– Он мне не верит!
– Неправда! – закричала Ксю. – Папа просто мечтает на прием попасть.
– Пусть сам скажет, – не сдалась целительница.
Ксения тряхнула отца.
– Ну, говори!
– Что? – не понял он.
– «Верю тебе!»
– Кому? – спросил папашка.
Я показала на знахарку.
– Вот ей!
– Не ей, а бабе Моте, – обиделась старушонка.
– Бабе Моте? – переспросил Петр.
– Видите, – обрадовалась я, – теперь дело улажено! Извините, мы не хотели вас обидеть.
– Так мне все равно, – заквохтала баба Мотя, – домовой оскорбился. Пакостить начнет, не даст лечение провести.
– Давайте мы и перед ним извинимся, – предложила я.
– Ен слов не любит.
– А что же тогда делать?
– Подарок ему купи.
– Хорошо, какой?
– Давай сто рублей, сама в магазин слетаю, – приказала бабка.
Я полезла за кошельком, но Ксюша быстрее меня протянула хозяйке купюру.
– Держите.
– Проходьте, – смилостивилась ведунья и пошлепала вперед.
Мы потащились за ней по коридору. Мне показалось, что изба давным-давно закончилась, мы шагаем по некоему межвременному пространству, скоро окажемся в иной галактике, попадем к пришельцам…
Бабка подняла занавеску, запахло кошачьей мочой, перед глазами открылась комната.
– Садитесь, – велела старуха.
Мы плюхнулись на продавленный диван.
– Плохо, – процедила баба Мотя, – чернота от вас так и прет! Лба на иконы не перекрестили, Господа обидели! Не буду с вами работать. Впрочем, если на свечку дадите, можно и простить. Сто рублев.
Ксюша протянула еще одну бумажку.
– Сейчас огнем обдам! – воскликнула старуха.
– Ой, – испугался Петр.
– Не боись, он не земной, божий, больно не будет, – деловито пообещала бабка, – а вы, девки, ступайте вон, процедура секретная. Да не слушайте под дверью! Не подглядывайте.
– Может, мы на кухне посидим? – робко спросила я.
– Еще чего! Домового разозлишь! На двор канай.
– Там холодно.
– Ничаво, ничаво, не расколешься.
Не успели мы ахнуть, как старушонка открыла маленькую дверцу в стене и выпихнула нас на мороз.
Через десять минут мои ноги и руки превратились в ледышки. Чтобы не стать Снегурочкой, я начала бегать по дороге туда-сюда и прыгать.
– Девки! – заорала баба Мотя в тот момент, когда я уже почти превратилась в сосульку. – Гоните сюда и забирайте своего мужика, – приказала она, – он негодный.
– Для чего? – не попадая зубом на зуб, спросила я.
– А для всего! У него в мозгу штырь стоит.
– Железный? – уточнила Ксюша.
– Дура, – покачала головой баба Мотя, – душевный! Мне его не выдернуть. Ищи того, кто ставил, он штырь сломает, я не способна. Бесполезно лечить такого.
– Штырь, говоришь… – протянула Ксюша. – А домовой больше не обижался? Может, ему еще из кошелька отсыпать надо? А?
– И у тебя та же хрень в башке, – заявила бабка, – одной рукой поставлены. Сильным колдуном! Он ваши души запер во тьме. Ищите его, больше никто вам ума не вернет!
– Пошли, папа, – позвала Ксения.
– Меня вылечили? – обрадовался Петр. – Больше пить не буду?
– Конечно, – кивнула я.
– Тебя не освободить, – каркнула баба Мотя.
– Сделайте одолжение, замолчите, – велела я, – получили деньги и радуйтесь.
– Зря грубишь, – решила повоспитывать меня ведунья, – некрасиво так со старшими гутарить!
– А деньги у людей выманивать хорошо? – разозлилась Ксю. – Между прочим, у меня лишних нет!
– У тебя золота горы, – заухала совой баба Мотя.
– Это точно! – развеселилась Ксю.
– В железном ящике лежат, – нараспев нудила целительница.
– Зря стараетесь, – сказала я, – больше ни копейки не получите!
– Могу помочь, – пообещала баба Мотя, – дай сто рублев!
– Ну вы и нахалка! – изумилась Ксения.
– Хочешь, секрет открою? – прищурилась бабка.
– Не старайтесь, я купилась на ваше объявление, но теперь поумнела, – отмахнулась девушка.
– Скоро совсем ума наберешься, – засмеялась баба Мотя. – Дай сто рублев! Хорошее скажу!