– Зачем вам это? – Она посмотрела на меня больными глазами.

– Для дела. Очень прошу вас, помогите мне! – стараясь быть как можно более убедительной, попросила я.

– Да не сам он умер, – ее губы задрожали. – Ладно, раздевайтесь. В зал проходите.

Я быстро скинула пуховик и сапоги и пошла за ней. В большой комнате на полке в рамке стояла фотография мужчины лет тридцати с черной лентой в правом нижнем углу. Причем на фото он не производил впечатления человека, злоупотреблявшего спиртным – фотография-то была старая. Он не был точной копией Шестопалова, но похож. Не сказать, чтобы очень, но, если учесть, что в той комнате, где производилась съемка, был приглушенный свет, их вполне можно было перепутать. Но у Алексея Ильича – густые, почти седые волосы, а у Матвея уже тогда были обширные залысины, значит, на него надели парик, а это, в свою очередь, говорит о том, что преступник хорошо подготовился. А если учесть, что Матвей умер не сам!.. Ох, как же мне это все не нравилось! Екатерина Матвеевна села на диван, а я – напротив нее в кресло.

– Понимаете, Матвеюшка в отца пошел, руки такие же золотые. Он как из армии вернулся, так на автомеханика отучился и работать пошел. Женился он на Гале, что его с армии ждала, Феденька у них народился. Хорошо он зарабатывал, дом – полная чаша. Да и нас с отцом не забывал. И все бы ничего, да он же не только в мастерской работал, но и частные заказы брал, а расплачивались с ним, бывало, что и коньяком дорогущим, водкой какой-то необыкновенной или еще чем таким. Ну и пошло! Сначала рюмочку с устатку перед ужином, потом две, и пошло-поехало. Втянулся он в это дело и уже сильно выпивать начал. Мы с отцом его уговаривали бросить, Галина долго терпела, а потом не выдержала и выгнала его – они у нее жили. Сказала, что никаких его денег ей не надо, не хочет она, чтобы у сына перед глазами такой пример был. Мало того, развелась ведь еще. Матвей ко мне вернулся – папы нашего в то время уже в живых не было. А потом Галя снова замуж вышла и уехала из Пензы. И Феденька с ней. До этого Матвей с сыном часто встречался, потому и старался все-таки держаться, а тут сорвался. Потом ничего, выправился немного, но выпивать продолжал. Собутыльников он в дом не водил и сам на стороне нигде не пил. Только здесь. Сядет перед телевизором и пьет. Так в кресле и засыпал.

Все это было мне совершенно неинтересно, но я терпела и ждала, понимая, что ей надо выговориться.

– В мастерской его в последнее время из жалости держали и серьезную работу уже не доверяли, так что и деньги были небольшие, но нам хватало. Во-о-от! – Она глубоко вздохнула – видимо, готовилась перейти к главному. – 4 января это было, утром. Снизу мужчина какой-то позвонил и спросил, как ему Матвея найти, ну я сына и позвала. А это же праздники были, вот он на работу и не ходил. И пьян он был несильно. Видно, на улицу тот мужчина его позвал, потому что Матвей сказал мне, что он выйдет на минутку, оделся и ушел. Недолго его не было. Вернулся он и мне двести долларов показывает. А сам смеется и говорит, что за совсем ерундовую халтуру ему пятьсот долларов предложили и уже задаток дали. Я даже спрашивать не стала, что за работа, ясно же, что машину какую-нибудь починить – что он еще умеет? А 5-го днем Матвей сказал, что на халтуру пойдет и вернется утром. Я еще удивилась, чего это он перед работой вымылся, побрился и приоделся. Только не вернулся он. Ни утром, ни днем, ни вечером. Звонила я ему весь день, а его телефон не отвечал. Никогда такого не было. Знал Матвей, что вся моя жизнь в нем, вот и старался меня беречь. Не мог он меня не предупредить, что задержится где-то. А сердце-то материнское не обманешь, чуяла я беду, только сама себя уговаривала, что потерять он мог сотовый свой или разбил нечаянно, а то и украли. Сердце прихватило так, что впору «Скорую» вызывать. Как я ту ночь пережила, сама не знаю. Пошла я утром в полицию, а это ведь уже 7-е было. Рождество! В отделении ни одного трезвого, да и дежурный крепко выпивший был. Вот он-то мне там ответил, что три дня, мол, еще не прошло, что праздники, что загулял мой сын с дружками или с бабой какой. В общем, только что не выгнал меня. Вернулась я домой и позвонила Шурке – это племянница, брата моего покойного дочка. Ну, она с мужем, его Сашкой зовут, тут же приехала. Сказала я им, что Матвей пропал, и они начали все обзванивать – у меня самой на это сил не было. Да только не оказалось Матвея нигде. Настояла Шурка, чтобы я к ним поехала, а то вдруг ночью мне плохо станет? Подумала я и согласилась. Матвею записку на столе оставила, чтобы позвонил мне немедленно, как домой вернется. Только не позвонил он. А 9-го утром я в полицию с Шуркой и Сашкой приехала. И принял дежурный, другой уже, все-таки у меня заявление. Но с такой неохотой, словно одолжение великое сделал. Типа, ладно, мол! Мается бабка дурью, сына своего великовозрастного как маленького опекает, но я добрый. Так и быть! А как фотографию посмотрел, так в лице изменился. Попросил подождать, а потом к нам человек один вышел. Сашку в сторону отозвал, пошептался с ним, а потом уже мне сказал, что на человека одного посмотреть надо. Тут я все и поняла. Привезли меня в морг. Как шла – не помню. Если бы не Шурка с Сашкой, то и не дошла бы. Ну и показали мне Матвея. А он мало того что мертвый, так ведь еще черный весь. Тут я замертво и грохнулась, и в себя пришла уже в больнице – инфаркт. Следователь ко мне потом туда приходил, так я ему все, что и вам, рассказала. От него и узнала, что нашли сыночка моего в квартире съемной возле вокзала уже мертвого. А с ним еще женщина молодая была. Тоже мертвая. Вроде отравились они поддельным коньяком, вот и умерли. Два месяца я в больнице провела, так что Матвея без меня хоронили, в гробу закрытом. Шурка с Сашкой все организовали. Они же меня из больницы к себе привезли, я еще у них долечивалась. Только к лету в себя немного пришла, так они меня на свою дачу отвезли, боялись, что я одна в этой квартире, где все о сыне напоминает, от горя с ума сойду. А уж по осени-то я к себе вернулась.

– Екатерина Матвеевна, а почему вы сказали, что Матвей был черный? – осторожно спросила я.

– Потому что черный и был. Только не все мне следователь сказал. Не успела я сюда осенью вернуться, как ко мне молодой мужчина один пришел. Игорем зовут. Он сказал, что ту погибшую с Матвеем женщину любил. Только занят он был, вот сразу прийти ко мне и не мог, а потом меня дома не было. Все выспрашивал меня, что да как, а потом сказал, что не случайно его девушка и сынок мой умерли, что их специально отравили, и он жизнь положит, но найдет того, кто это сделал.

– А этот Игорь вам, случайно, свой телефон или адрес не оставил? – поинтересовалась я.

– Оставил. И попросил, чтобы я обязательно позвонила ему, если вдруг что-то новое узнаю. А если он узнает, то позвонит мне.

– Вы не могли бы мне этот номер дать? Я ему сама позвоню, – попросила я. – А еще, может быть, вы, случайно, помните, кто вел дело, кто к вам приходил в больницу?

– Да у меня даже визитка его где-то была. Я еще из больницы ему звонила и спрашивала, нашли ли того, кто в смерти моего сыночка виноват, а он отвечал, что они работают. А потом, видно, надоела я ему, вот он и сказал, что быстро такие дела не расследуются, что, как будет что-то известно, они меня известят. А Сашка сказал, что раз по горячим следам они никого не нашли, то отложили это дело в долгий ящик, а потом и вовсе в архив сдадут. А Игорь, когда пришел, мне то же самое сказал. И тоже обещал известить, как что узнает, но и он не звонил. Сгинул мой сыночек раньше срока, и никто за это не ответил, – сказала она с такой безысходностью в голосе, что у меня горло перехватило.