— Да, алчность — плохое качество. Но и вы мелочны. Из-за глупого мальчишки с людьми рассорились.

Гном швырнул на стол бурый берет, который, по обычаю, давшему имя, обмакивал в кровь убитого, и закричал возмущенно:

— Все вы одинаковы! Он смертельно оскорбил нас, обманул наше доверие! До-ве-ри-е! Понимаешь, чума?

— Как не понять, — вздохнул рыцарь. — Скажи, пожалуйста, где держат пленницу из мира смертных, украденную сегодня?

Гном пристально вгляделся в лицо, где гроздья волдырей лопались кровавой жижей. Затем шумно проглотил пиво и утер губы.

— Зачем тебе? — спросил потеплевшим голосом. — Я-то из-за прыщей не сразу разглядел, но ты сородич сайдов. Что тебе до смертной девки?

Рыцарь ощутил раздражение.

«Еще кто скажет про это — зарублю! — подумал гневно. — Если я наполовину нечеловек, то должен помогать мнимым сородичам похищать женщин? В ад такую родню!»

— Не называй ее девкой, — буркнул сердито. — Леди Хелия образец непорочности и правильного воспитания. Где она?

Гном еще отхлебнул пива из кувшина, пустую посуду шваркнул об стену, а в руках оказалась новая.

— В главной башне, где еще? — удивился он меланхолично. — Говорят, королю хорошо заплатили за похищение, но кто — не знаю. Кто-то из смертных, — сказал гном, усмехнулся. — Дожили, нас нанимают люди.

«Козни колдунов, — подумал рыцарь злобно. — Жаль, не могу вонзить меч в их черные брюха!»

— Можешь пойти во дворец, до полудня никто не проснется, разве что по улицам бродят стражи, но редко, — продолжал бубнить гном. — Впрочем, дюжина рыцарей, что послана за девицей, стоит на страже, их не минуешь, хе-хе. Да и во дворце много погани. А я сижу в проклятой караулке! Забыл, когда окрашивал шапку кровью, скоро Навозным Колпаком назовут.

Инконню покоробила жажда убийства ради обновления шапки, и он сказал мстительно:

— Встретил я в лесу ваших рыцарей, лежат вояки, не справились с атакой. Ускользнул один.

Красный Колпак, выпучив глаза, влил в рот пивную волну.

— Кто помог? — спросил он с жадным любопытством.

Инконню пожал плечами.

— Есть со… помощники, — сказал, вспоминая демона с неприязнью.

Гном хмыкнул, налил пива в кружку, зачавкал мясом. Рыцарь в нерешительности потоптался на месте, в голове предостерегающе кольнуло, вынуждая поторапливаться.

Красный Колпак с неодобрением посмотрел на кувшин в руках рыцаря:

— Имей совесть, налей в кружку, нечего слюни пускать в напиток!

Инконню кивнул, бросив взгляд на стену, округлил глаза. Гном в недоумении оглянулся, и кувшин тут же разлетелся об его голову.

Рыцарь с сочувствием посмотрел на вырубившегося гнома.

— Извини, но не убивать же тебя, говоруна басистого, — сказал смущенно.

За дверью в темном углу оказалась лестница. Рыцарь спустился по ней, потянулся к дверной ручке — увидел в проеме пустынную улицу.

Рыцаря кольнуло: в королевствах людей даже зимой все встают спозаранок и работают, а эти похитители невинных девушек дрыхнут до полудня!

На мягком снегу оставались глубокие следы, дома сладко дремали под белыми одеялами. В воздухе было разлито умиротворение, и рыцарь против воли умилился, сердце сладко защемило.

Впереди возникла фигура в зимнем плаще: рыцарь проворно метнулся за угол дома.

Когда осмелился высунуть голову, стража не было. В грудь толкнула волна слабости и смертного холода, накатило безразличие и тоска.

«Ну, и что толку?»

Усмехнулся, вспомнив наказ Пвилла о служении королю.

«Не узнать ни имени, ни родителей, — подумал горько. — Хотя не только ради этого принял рыцарские обеты».

Величественные башни вырастали перед ним, невесомые, построенные из воздуха и девичьих грез, из застывшего солнечного света, распиленного на блоки и скрепленного сгущенным блеском звезд.

Инконню жался к стенам домов, делая короткие перебежки.

Длинная улица уткнулась в каменную стену, увитую зеленым плющом, ветерок донес отголоски сладких ароматов. Инконню, укрывшись за последним перед стеной домом, воровато огляделся.

От легкого скрипа вздрогнул. Захрустел снег, девичий голос замурлыкал песенку. Рыцарь осторожно высунулся, уставился на спину в зеленом плаще, златовласый затылок. Рукой девушка покачивала накрытую корзинку. Прошлась немного вдоль стены… скрылась в ней!

«Дурак, дверь!»

Инконню прокрался к двери в сплетении плюща, боязливо заглянул в щелку. Спина девушки маячила перед глазами, удалялась. Рыцарь подождал, вошел через вход для прислуги. Очарование сказочного сада ослепило.

Сад дышал вечной весной, юностью, пьяня ароматом счастливой жизни. Бутоны цветов светились, будто звезды. В изумрудной листве деревьев желтели плоды, на ветках пели диковинные птицы с кричаще-ярким оперением. Кусты аккуратно пострижены, дорожки посыпаны золотистым песком. Ни одна снежинка не осмелилась нарушить благость растительной красоты. Вдалеке мягко журчал фонтан.

На низкой толстой ветке в гнезде нагло топталась грязная ворона, невесть как залетевшая в волшебный сад. Птица стремительно клюнула — и в гнезде шумно лопнула скорлупа. Ворона противно застрекотала, захлебываясь, глотала содержимое.

Инконню махнул рукой, но ворона, пригнувшись, стала жрать еще торопливей. Рыцарь разглядел в гнезде жемчужные голыши, пару раздолбанных и золотистый трупик. С сердитым выдохом стиснул воронью голову — кричащий комок, теряя перья, улетел в кусты.

Рыцарь грустно уставился на разоренное гнездо. Неподалеку на ветку опустилась золотая птица с лебединой шеей и странно коротким клювом, крикнула недовольно. Рыцарь, внутренне усмехаясь, выставил руки, отошел. За спиной плакала странная птица.

Сердце застыло, грудь пронзила острая боль, в глазах почернело. Рыцарь зашатался, упал. Шлем сполз с головы, раздавив грозди волдырей, и тропинку обезобразила лужица гнили.

«И надо же такому случиться, когда до цели осталось чуть-чуть! — завопил рыцарь мысленно. — Пусть хоть мой труп испортит им настроение!»

Птицы озадаченно смолкли, глядя на корчи человека в грязном супервесте и броне. Зашумели крылья, в лицо слепнущего рыцаря ударила воздушная волна пополам с песчинками.

Рыцарь из последних сил приподнял голову, перед расплывшимся взором возникла золотая птица с лебединой шеей. От прекрасного существа веяло теплотой и доброй силой. Инконню усмехнулся:

— Деток ваших спас, сэр птиц, а себя — нет.

Птица взглянула печально, клюв раскрыла в скорбном крике. Инконню закрыл глаза, и начался долгий полет в холодную бездну.

Будто теплая ладонь удержала полет, бережно баюкая, вытащила на гранитную плиту. Рыцаря омыло прохладной волной, тяжесть болезненной грязи медленно покидала тело. Инконню будто наяву увидел черные сгустки, сочащиеся через поры кожи.