– Юра, ты меня доконаешь! – застонала она. –Дай мне спокойно дойти до первого этажа. Ты же сам говорил, у Халиповой мужиковбыло как грязи. Вот у Дронова и лопнуло терпение.

– Но почему именно сейчас? Что или кто егоспровоцировал? Ася, пойми, мне нужны зацепки, мне нужно, чтобы было с чемподбираться к Дронову. Он, блин, политик, к нему на кривой козе не подъедешь,чуть что – сразу крик поднимет о депутатской неприкосновенности, генеральногопрокурора на нас натравит. Я должен восстановить всю историю до мельчайшихподробностей, каждый фактик подтвердить и доказать, иначе все впустую.

Вот и последняя ступенька. Слава богу, можно расслабиться идоковылять до кресла.

– Что еще ты хотел у меня спросить?

– Как зовут убийцу.

– Ну и шуточки у тебя, – Настя укоризненнопокачала головой. – Не трать время, Юра, сейчас нас за стол позовут, иесли мы будем продолжать обсуждать убийство, мой Чистяков взвоет. Он и такругается, когда я за едой про трупы говорю. А молочный поросенок требуетчистоты помыслов и невинности речей.

– Ага, конечно, тебе какой-то дохлый свин важнеетоварища по работе. Я к тебе со своими проблемами, как к близкому другу, а ты…– заблажил Коротков, но тут же оборвал сам себя и воровато оглянулся наоткрытую дверь, в которую из кухни просачивались запахи и звуки весьманедвусмысленного характера. Определенно, поросенок пребывал в двухминутной готовностиот процесса разделывания перед подачей на стол, и к нему будут прилагатьсявесьма соблазнительные закуски. Пожалуй, надо поторапливаться. – Короче,нарисуй мне картину преступления. Вот смотри: Халипова ждет телефонного звонка,звонок поступает, она договаривается с кем-то о встрече, берет машинуОстровского и уезжает. Почему-то по дороге она впадает в жуткую панику, сбиваетженщину с ребенком и скрывается, не остановившись и не оказав им помощи. Почемуона не останавливается? Либо ее преследуют, и она понимает, что остановка – этосмерть, либо она в таком состоянии, что ухитряется не заметить сбитых людей. Тоесть она от страха просто невменяемая. Что мы имеем дальше? Дальше мы имеемтруп Халиповой рядом с машиной на окраине города, за Кольцевой дорогой. Ее что,догнали? Остановили? Потребовали выйти из машины? И почему она, как дура,вышла, если понимала, что убьют? А не понимать не могла, потому как убегала отубийцы через полгорода. Чего ж было убегать, если она его не боялась?

– Ее могли вытащить из машины силком, – предложилаНастя версию для обсуждения.

– Она могла заблокировать двери. Более того, уОстровского «Лексус», в этой модели двери блокируются автоматически, как тольконачинает работать двигатель. То есть двери были закрыты, а Халипова их зачем-тооткрыла.

– Ее могли заставить открыть дверь. Знаешь, когданачинают бить руками и ногами по машине, особенно по стеклу, это действуеточень сильно. Не всякий выдержит, а она все-таки молодая девушка.

– А экспертиза утверждает, что ничего подобного не былои никаких следов от ударов на дверях, капоте и стеклах нет. Это как?

– Это плохо, – искренне огорчилась Настя. –Зачем же, в самом деле, она открыла дверь и дала преступнику возможностьвытащить себя из машины? Вероятнее всего, у нее от страха и от переживаний, даеще после гонки через полгорода, мозги отказали, это часто бывает.

– Ася, тебя когда-нибудь силком из машины вытаскивали?

– Меня? – удивилась она. – Нет. Бог миловал,всегда сама выходила, по своей воле.

– А меня вытаскивали. И могу тебе сказать, что яхватался за все, что подворачивалось под руку, пытался хоть за что-тоуцепиться. За руль, за рычаг переключения передач, за приборную панель, даже защиток, которым от солнца прикрываются. Короче, за все. И остаются от такихприключений весьма характерные следы в виде смазанных полос.

– И этих следов эксперты в машине не обнаружили, –закончила за него Настя. – Совсем плохо. Значит, Халипову из машины невытаскивали, она сама вышла. Юрик, я тебе искренне сочувствую.

– Вот и я себе сочувствую, – уныло проговорилКоротков. – Потому что к боевикам Багаева она бы сама не вышла. Она вышлабы только к Дронову. Бедный я, бедный, и за что мне эти напасти? Ну почемуубийцей не может быть слесарь или дворник, которого можно вот так просто пойтии арестовать, а? Ну ладно, пусть врач, или учитель, или инженер какой-нибудь.Так нет же, как Коротков – так непременно гадость какая-нибудь в видеподозреваемого, к которому просто так не подберешься. Вот почему так, Аська?

– Потому что Петровка. Уходи на землю, вон как КоляСелуянов, будешь своих дворников и слесарей пачками задерживать.

– Все, хватит! – прогремел прямо над ними голосЧистякова, внезапно возникшего на пороге комнаты. – Ты, Коротков, обманулмое дружеское доверие, ты клялся мне всем, что у тебя есть святого, что приехалбескорыстно и ничего тебе от моей жены не нужно. Ты нагло обманул меня, тыпытаешься беззастенчиво эксплуатировать несчастную больную женщину и за этопонесешь страшное наказание.

– Какое? – с ужасом спросил Юра, надеясь, что этобудет что угодно, только не лишение порции поросенка.

– Ты поешь, а потом, когда мы все будем млеть отсытости, возьмешь топор, пойдешь за дом в сарай и наколешь дров для камина.

Ладно, дрова так дрова, главное – поросенка не лишили. А онтак изумительно пахнет!

* * *

Зоя Петровна Кабалкина, мать Аниты Волковой, не на шуткуволновалась за свою младшую дочь Любочку. Что-то девочка стала нервной изамкнутой, и хоть и забегает к родителям ежедневно, как всегда, благо живет насоседней улице, но ее словно бы и нет. Вот телесная оболочка Любы здесь, иличико ее, и волосы, и кофточка, и мобильный телефон на поясе брюк, а ее самойнет. На все вопросы матери отвечает невпопад, а то, бывает, уйдет в ванную, ЗояПетровна ухом к двери прильнет и слышит: плачет. Тихонько так, сдерживаясь,чтобы не напугать родителей и бабку с дедом, давится слезами. Уж с какой толькостороны мать к ней не подбиралась, и окольными путями, и прямые вопросызадавала: мол, что случилось, ответ был один:

– Мамуля, у меня все в порядке. Настроение скачет, воти слезы.

– Да настроение-то откуда? – допытывалась ЗояПетровна. – Тебя кто-то обидел? Или кавалер бросил? Или влюбилась, а он незамечает?

Люба только качала головой и вымученно улыбалась:

– У меня все в порядке, ты за меня не переживай. Настроение…Это пройдет.

Может, и пройдет, рассуждала про себя Зоя Петровна, тольконет сил видеть, как ребенок сохнет и бледнеет день ото дня. Если все дело влюбовных переживаниях, то еще ничего, а вот если на работе что-то не так или сказенными деньгами проблемы, тогда впору начинать волноваться. Финансовыйдиректор крупной фирмы – это вам не кот начхал, ответственность большая, аследовательно, и спрос большой.

Промучившись несколько дней, Зоя Петровна решила подключитьк делу старшую дочь Аниту. Вот уж кто умеет найти с Любочкой общий язык, вот ужкому Люба в рот смотрит! Конечно, если все дело в казенных деньгах, то Любаматери вряд ли скажет, ведь объяснять же придется, а Зоя Петровна в нынешнейэкономике ничегошеньки не понимает, она уже давно забыла, как была знаменитойартисткой, и не грустит по тем временам. Больше тридцати лет она живет толькодомом, семьей, любовью, и даже та работа, которой она посвятила все годы довыхода на пенсию, не занимала ее душу, была тягостной необходимостью, которую надовыполнять, чтобы не посадили за тунеядство. Как только статью отменили, ЗояПетровна вскоре написала заявление об уходе, стажа для пенсии ей хватало. Самоеглавное для нее – дом, ухоженные дети и внуки, обихоженный муж, присмотренныестарики-родители. Все это – ее крепость, и служению этой крепости Зоя Петровнаготова была с радостью посвятить всю себя. Она даже книг в последние десять летпочти не читала – не было потребности. Раньше приходилось, конечно, читать,особенно то, что модно, чтобы совсем-то уж деревенщиной не выглядеть, все-такинужно было общаться с родителями ребят, занимающихся у нее в театральномкружке. А как работать перестала, так про чтение и забыла. Забот по хозяйствумного, внуки целый день на ней, Любочка их по утрам приводит, перед работой, ипосле работы забирает, да старики, а вечером и Гриша, любимый муж, из своейконторы, со станции техобслуживания, приходит, частенько гостей приводит, топодчиненных своих, то клиентов, то старых друзей, так что дом должен сверкать иеды чтоб вдоволь.