Он заставлял желать целые невозможные миры.

Как будто желать Лесли Уильямса недостаточно невозможно само по себе.

Второй день путешествия выдался долгим – солнце уже опустилось за море, оставив кровавое пятно, которое наконец превратилось в черноту ночи, – но Энни понимала, что не сможет сразу заснуть. Происходило что-то очень странное. Сперва смерть мальчика, потом загадочная брошь. От тяжести всего этого кружилась голова. Нужно было с кем-то поделиться. Хотя бы развеять собственную тревогу. Однако количество работы вышло таким ошеломляющим, что после беготни по многочисленным палубам корабля Энни уже вся занемела.

Сейчас она возвращалась к каютам первого класса – проверить, все ли в порядке, в последний раз перед сном. Она весь день проносила в кармане завернутую в носовой платок брошь в виде сердца и стрелы, и подозрение, шевельнувшееся в ее собственном сердце, лишь усилилось. Пришло время вернуть украшение Кэролайн Флетчер и, если выйдет набраться смелости, спросить ее, что мальчик Асторов делал у нее прошлой ночью, перед смертью.

Энни помедлила на верхней площадке лестницы. Подъем на шлюпочную палубу, верхний уровень корабля, был долгим. Энни постояла у салона для пассажиров первого класса, чтобы отдышаться. Здесь женщины парами и тройками прогуливались по палубе в элегантных платьях; поверх многие накидывали меха, чтобы не мерзнуть. Сквозь окна можно было увидеть кафе «Веранда», оформленное в тропическом стиле: плетеные столы и стулья, группы людей, пьющие кофе после ужина или играющие в карты, – это были те, кто не пожелал присутствовать на концерте.

Когда Энни проходила мимо двери салона, ее взгляд упал на сидящую в углу фигуру. Это был Марк. Она узнала его через окно. Он сгорбился над книгой в одиночестве в конце комнаты. Энни быстро оглядела людей, но Кэролайн нигде не оказалось.

Она, конечно, твердо решила избегать Марка, не позволять себе влипать в неприятности – Господь благоволит хорошим девочкам, Энни! – но, кажется, это была судьба. Энни обнаружила, что ее странным образом к нему тянет. Она рассматривала это влечение со всех сторон с тех самых пор, как они только повстречались – почему ее настолько очаровал этот незнакомец? – и не смогла предположить ничего лучше, чем то, что он напомнил ей кое-кого из родной деревни, единственного мужчину, в которого она позволила себе влюбиться. Они не были особенно похожи, если не считать доброты в глазах и застенчивой, непринужденной улыбки. Но было что-то такое в том, как Марк с ней говорил, столь нежно и тепло, как обращался с ней, что она не могла не ощутить к нему близость. Так, словно они уже знали друг друга. И не важно, сколько раз Энни тихонько напоминала себе, что Марк не Десмонд и что нельзя чересчур увлекаться, все забывалось, стоило ей посмотреть в его голубые глаза.

Как-никак он может знать о броши своей жены, рассуждала Энни. Совсем не помешало бы подойти и поговорить.

Энни вздрогнула и по привычке попыталась нащупать под горлом крестик, но вспомнила, что потеряла его. Без него она чувствовала себя голой и какой-то растерянной.

Когда Энни проскользнула в двери и двинулась по переполненному салону к месту, где сидел Марк, в ее голове закружилась история: старая сказка о девушке с зеленой лентой, повязанной вокруг шеи. Несмотря ни на что, постоянно предупреждала людей девушка, никогда не развязывайте ленту. Развязать – и всему конец: лента, видите ли, удерживала голову девушки на месте, а без нее она была лишь ходячим трупом. Эта байка всегда вызывала у Энни мурашки по коже – она была такой издевательской, и в ней скрывалось некое предупреждение. Правда, Энни никак не могла понять, какое именно. Что девушки хрупкие, словно бантик с одним узелком, и их необходимо оберегать любой ценой? Или что они способны доказать правдивость своих слов, только умерев за нее?

Или что девушки – лишь красивая обертка, повязанная лентой, но стоит ее снять, как магия улетучится и они потеряют всю свою ценность?

Марк поднял глаза и улыбнулся ей через салон, полный людей, – и словно луна заглянула в иллюминатор и залила все светом и теплом; воспоминание о зеленой ленте, затрепетав, развеялось на ночном ветру.

Подойдя к Марку, Энни присела в книксене.

– Добрый вечер, Мар… мистер Флетчер. Простите, что прерываю ваше чтение.

– Не стоит. Я искал повод отвлечься.

– На этом корабле, безусловно, можно найти множество развлечений.

Тысяча книг в библиотеке первого класса. Бассейн, один шиллинг за посещение.

– Мне нужно отвлечься, а не просто заполнить свободное время.

Его глаза блеснули, однако Энни ощутила в них нечто беспокойное, неприкаянное.

– На самом деле, мисс Хеббли… Не могли бы вы уделить мне минутку? Хотел обсудить с вами кое-что. Наверняка это весьма необычно для пассажира – так вот сразу откровенничать с вами, – его щеки порозовели, – однако я чувствую, что могу вам доверять и, надеюсь, вы тоже.

Энни перевела дыхание. Он тоже ощущал связь между ними, это не ее выдумки.

– Конечно, – услышала она себя будто со стороны.

Марк зашагал через переполненное кафе, и Энни последовала за ним, словно ее тянула невидимая нить. Они толкнули двери в конце коридора и вышли на прогулочную палубу. Здесь стало тише и темнее. Должно быть, перевалило за десять вечера. Пассажиры расходились отдыхать по каютам, а кто-то уже ушел.

Снаружи, в уголке подальше от шума, Марк повернулся к Энни. Они были наедине, лишь корабль мягко покачивался под ногами – то, чего обычно не замечаешь, пока не воцарится полная тишина.

– Я стал свидетелем того, чему не могу найти объяснения, и задался вопросом, вдруг вы видели нечто схожее. Это связано с Ундиной. Сегодня утром, когда я только проснулся, я мог бы поклясться, что на лице малышки было нечто похожее на царапины. Но затем… они исчезли. Прямо у меня на глазах. Сначала это были пунцовые кровавые борозды, потом тонкие белые линии, а потом… ничего. Осталась просто гладкая кожа. – Марк задержал дыхание, явно готовый к насмешкам.

Энни сперва встревожилась: неужели он обвиняет ее в причинении вреда ребенку?

– Не могла ли она сама поцарапаться? У детей так бывает.

– Я сам проверил ее ногти, они аккуратно подстрижены. Мисс Флэтли, похоже, на что-то таки годится. – Марк плотно сжал губы. Начал было говорить, умолк, потом чуть расслабился. – Не знаю, стоит ли признавать это, но да. Это очень… необычно. Почти… сверхъестественно. И еще кое-что… кое-что произошло прошлой ночью, Энни… Ундина сейчас в порядке, я подчеркиваю, но тогда… – Он содрогнулся.

По спине Энни словно прошелся ледяной палец. Тронул, подтолкнул.

Говори же.

– Мы проснулись и обнаружили, что Ундина задыхается… Моя жена… – начал Марк и снова умолк, словно это на его собственном горле сжались чьи-то руки.

Неужели это Кэролайн душила ребенка? Неужели Марк думал, что это его жена виновата в царапинах? Энни слышала истории о том, что матери иногда делают со своими детьми. Всякое плохое. Кэролайн Флетчер не казалась женщиной подобного толка. И все же… Что еще это могло быть? Энни всем сердцем сочувствовала Ундине, беспомощной малышке.